Михаил В. Гольд.

Должен предупредить всех читающих, что слова языка иврит буду писать в русской транскрипции, так как два языка в одной строке ломают её. Сразу давать перевод на русский.

                          ХАИМ ЛЁ ПИКНИК

                                  Жизнь не пикник.

    Всё имело приключиться во времена, когда свеже завезённые олимы (репатрианты) сразу тратили денежку корзинки абсорбции на приобретение пелефона (мобильника). Мужики вешали чехол с приобретением на пузо с лицевой стороны. Дамы без пуза или лицевой стороны гордо несли у плеча на согнутой в локте руке. Так все видели, что они не кто-то там с улицы. При этом дамы учились с выражением выговаривать ужасно заграничное “ва-ау!” Что заменяло привычное местным аборигенам “ма питом” ( что вдруг) Мужики остались при своих и обходились привычным международным, выражающим всю гамму чувств, отношение к существующей действительности и дамам.

    - Ну на х.й!!!

    Тогда завозимые везли с собой бумажные письма из оттуда в сюда. От боявшихся там рискнувшим в тут. Верительные грамоты. Притаранившие такую бумагу могли рассчитывать даже на переспать и неоднократно, пока не найдётся приличный схерут (съём жилья). При том спросе предложения были абсолютно неприличные в смысле цены. На помощь рассчитывать не приходилось. Сами такие. Но советов можно получить великое множество по всем вопросам бытия и отношения полов на всю оставшуюся жизнь.

    До приезда Большой или Колбасной алии в Израиле работали постепенно.   

    Сорокапятичасовая рабочая неделя имела два варианта выражения. По девять часов пять дней в неделю или четыре дня по девять и два по четыре с половиной. Все довольны, все смеются, и в нашем байт кнессете (синагоге) собирается очень приличное общество. 

    Таки да нет! Приехавшие жаждут всё и сразу, включая Париж и шашлык забегаловки в Азуре, араба-хозяина которой русим прозвали просто Хоттабыч. Рабочий день растянулся сразу до двенадцати часов. В ём шиши (пятница), когда все правоверные и православные иудеи закупаются и готовятся к шабату — до семи часов. Сабры (кактусы — жаргонное название коренных жителей) остались на занимаемых позициях, презирая понаехавших за их стремление к парижскому шику, на самом деле оказавшимся порцией шашлыка у Хаттабыча с дешёвой водкой “Gold”. Пробовали воззвать, если не к пролетарской солидарности, то к рассудку или на худой конец трезвому расчёту. Мол таким поведением новоявленные эзрахим (граждане) страны снижают оплату и сужают рынок труда и так не великий в стране. Куда там! Пиво, водка, пикник! При этом надо отдать должное маасиким (работодателям). Они весьма положительно встретили стремление олим хадашим (новых репатриантов). Предоставили в этом вопросе им полную свободу действий.

    Леон Фурман честно отдаёт ежедневно маасик его девять часов, арец (стране) — налоги. И в ём шиши ни хрена не выходил бы. В этот день из его бригады выходят три человека те самые олим хадашим. В махлака тикун (цех ремонта) один такой же. В маклаха аркава (цех сборки) ещё трое. На эту великую армаду должен быть кто-то из минаיалим (руководителей) понимающий русит. Кроме ахраи мазгирья (бригадир, ответственный слесарки) пониманием никто похвастаться не может, хотя все виртуозно матерятся.

    Июль. Лето. Израиль. Тот ещё цимес мит компот (вкусный, как компот. (идиш). Парит, жарит, воздуха просто нет. Кажется, что всё! И нет! Народ-то избранный. Помучаются ещё.

    Фурман лихо стал на ханьон (стоянка). Выключил зажигание, затянул ручник. Физически представляет себе колкие “холодные” комнатной температуры струи душа, работающий мазган ( кондиционер) в спальне. И как провалится в невесомый глубокий сон. Вот оно еврейское счастье! Посмотрел на спортивные в прорезиновленном корпусе, последний писк точности японские “Casio”. Ровно 15.00. 

    И в этот святой для всего земного момент в штанах Фурмана зазвенело, начала бить дрожь. Номер стационарный безековский.

    - Кен, шомеа (да, слушаю).

    - Алеу!- раздалось бойко в трубке женский голосок.-Шалом.

    - Убраха (благословение).

    Молчание.

    - Ну?

    - Это Фурман?

    - Фурман.

    - Лёня?

    - Лёня.

    - Здрасти.

    - И вам не хворать.- запустил опять двигатель. Лимит бензина оплачивает маасик. Включил мазган. Разговор явно будет не самый короткий.

    - Вы в Тель-Авиве?

    - Номера теудат зеута (удостоверения личности) и банковского счёта не нужны?

    - Извините. Это Таня Блюм. Мы с вами знакомы.

    - А да?

    - Я преподавала в первой музыкальной школе.

    - Я — нет.

    Это неважно. Таня Блюм замужем за Додиком Кипнесом, который играл в ресторане “Чёрное море”. Ресторан родной племянник мясника Пейсаховича с базара . У базара была двоюродная жена Мила Рахман — главный инженер фабрики индпошива и ремонта одежды. Почему главный? Других инженеров там не было. Эта Рахман соседка Тамары Ивановой — родной сестрой главврача вендиспансера. У главврача любовница — медсестра Плохотнюк, которая замужем за Борей Форцером. Форцер в свою очередь сосед тёти Фурмана Брони Ниман. Таким образом Лёня Фурман знаком с Таней Блюм в замужестве Кипнес.

    - Я вам год назад привезла письмо от Брони Вениаминовны Ниман.

    - Теперь хотите мне его вручить?- Леон помнит, что заслуживающие доверия разные источники утверждают, что тётя Броня отошла в мир иной три года назад из Германии, куда её завёз сын Боря.

    - Нет. Я его вам послала по почте.

    - Украинской?

    - Израильской.

    - Знаете мой адрес?

    - Только номер пелефона.

    - Уже славно. Сколько вы в стране?

    - Год.

    - Слава Богу! Где остановились?

    - В Кармиэле.

    - Там с работой проблематично.

    - Додик устроился по специальности.

    - А да?

    - Стучит в барабан у банка “Апоалим” (банк рабочих).

    - Доволен?

    - Очень.

    - Хватает?

    - Главное жить в согласии с собой.

    - Это да. Всё?

    - Нет.

    - Что ещё про согласие?

    - Дочь поступила на михляля (профессиональные курсы, неточный аналог советского ГПТУ) при Тель-Авивском университете.

    - Поздравляю.

    - Ей надо где-то жить. Может у вас.

    - Это она так решила?

    - Нет. Это мы так придумали.

    - Нам решать или без вариантов?.

    - Думаете надо искать варианты?

    - Нет?

    Дальше случилась тишина.

    Душ после разговора с Таней Блюм никакого удовольствия не принёс. Сон странный. Голая двоюродная любовница мясника с базара, которую в жизни никогда не видел, громко стучала в барабан у банка “Апоалим”. Встал с тяжёлой головой.

    - Обедать будешь?-спросила жена.

    - Буду. - и принял солидную порцию виски.

    - У-у-у…- протянула жена.

    - Хаим лё пикник (жизнь не пикник).-кивнул Фурман.

    Болшой Тель-Авив

    2024 год.