Михаил В. Гольд

          ШАЛОМ, ТОВАРИЩ РЕДУКТОР

    На  пятнадцатой  минуте  полёта  в  тепле  и  уюте  салона  эль-алевского  «боинга»  Матвей  Григорьевич  Редуктор  ощу-тил  себя  потомственно-паталогическим  сионистом.  Бывшему  гражданину  требовалось  срочно  одеть  кипу.  Стюардесса  их  не  раздавала.  Будущему  гражданину  оставалось  возрадовать-ся  на  босу  голову.  Душа  пела  и  плясала  до  такой  степени,  что  грозилась  покинуть  борт. Ощущение  не  переваренного  счастья  требовало  выхода. Туалет  занят.  Счастьем  можно  по-брызгать  на  то,  что  имеется  в  наличии.  Имеющееся  сидит  рядом.  Жена,  дочь,  через  проход  тёща — Циля  Фроимовна.  На  двадцатой  минуте  полёта  глаза  закрылись.  Редуктор  пог-рузился  в  лёгкий  приятный  сон  без  сновидений.

    Через  час  с  четвертью,  видя,  что  муж  проснулся  и  абсо-лютным  идиотом  уставился  в  спинку  переднего  кресла,  же-на  сказала:

    - Пока  ты  спал — нас  кормили.  Очень  вкусно.  Твою  пор-цию  мы  сложили  в кулёк.  Хочешь?- не  дожидаясь  ответа  она  зашелестела  кульком.

    - Тише  ты!-грозно  зашипел  Редуктор.  Упоминание  кулька  навеяли  воспоминания  никак  не  созвучные  бравурному  наст-роению.  Привиделся  купированный вагон  в  салоне  «боинга»  запахло  шпалами,  пропитанными  креозотом.  Гунливый  го-лос  что-то  объявлял  сквозь  треск  и  шум  вокзальной  транс-ляции. Вздохнул,  отвернулся к  иллюминатору,  как  всегда  же-на  грубо  истоптала  его  трепетную  душу.  За толстым  стек-лом  творится  чёрт  знает  что,  то  есть  диво-дивное.  Самолёт  пробил  облака.  Редуктору  открылась  картинка  созданная  величайшим  живописцем подлунной  вселенной.  Кобальтовое  море,  белый  песок  пляжа,  за  ним — ослепительный  город,  построенный  арабскими  руками  под  руководством  лукавых  еврейских  кабланов. Душа  опять  замельтишила  крылышками,  взяла  в  одиночку  недосягаемую  высоту,  так как самолёт  шёл  на  снижение,  готовясь  к посадке.  Она  запуталась  в таких  эм-пиреях, что Редуктор пропустил  архиважный  в  историческом  аспекте  момент,  когда  его  нога  впервые  попрала  землю на-рода  Израилева.  Очухался  в  зале  на  втором  этаже.  Начина-лась  проза  новой  жизни.  Её  Матвей  Григорьевич  игнориро-вал.  В  самолёте  было  полно  пассажиров.  Зал,  куда  их  заве-ли,  предательски  зияет  пробоинами  пустых  мест.  Желающие  начать  новую  сионистскую  жизнь  явно  не  ломятся  в  возду-шные  ворота  страны  имени  Бен-Гуриона.  «Ничего,  мы  им  покажем!»-пронеслось  в  голове Редуктора  Кто  «мы»  ещё  по-нять  можно.  Кому  «им»,  что  показывать — пока  неизвестно.  Матвей  Григорьевич  никогда  не  делал  попыток  понять  логи-ку  собственного  мышления.  Тем  более  сейчас.  Патриотизм  переполняет  его  и  каждую  минуту  минуту  мог  брызнуть  из  носу.  Бодреньким  петушком  допрыгал до  комнаты,  в  кото-рую  просили  зайти  всех  прибывших  мужчин.  Туда  заходили  устало  молчаливые.  Выходят — сосредоточенные.  Редуктору  очень  хотелось поговорить,  излиться  на  кого-нибудь  фановой  трубой  восторга.  Еле  дождался очереди.

    В  маленькой  комнатушке,  скорее  выгородке  или  кладовке  стоит  два  стула  и столик  из  какого-то  кафе.  Сидит   лысею-щий  блондин  средних лет  в  белой  рубашке.  Попахивает  но-нсенсом.   Еврей-блондин!  «Может  он  не обрезанный?»-не-приязненно  подумал  Редуктор.  Сам  не  укороченный,  однако этот  прискорбный  факт  не  мешает  Матвею  Григорьевичу  числить  себя  в первом  ряду народа.  Сразу  за  Машиахом,  пе-ред  Коэнами.  Пришлось милостиво  простить  блондину  цвет  его  волос,  тем  боле  очень  скоро  их  совсем  не  будет.  Уж  очень  хочется  пообщаться.  Излучая  радость  каждой  клеткой своего  кошерного  организма,  доложился.

    - Шалом,-делая  заявку  на  знание  иврита.

    Салютного  залпа  не  последовало.

    - Здравствуйте,-безразлично,  с  мягким  акцентом  по-русски  ответил  блондин,- я  представитель  службы  безопасности.  Садитесь,  пожалуйста.

    Почти  лысый  не  сказал  какую  или  чью  службу  представ-ляет,  но  Редуктор понял — ШАБАК.  И  то,  что  сейчас  будет  проведён  инструктаж  по  безопасности.  Какие  молодцы! Хо-телось  ляпнуть,  мол,  всё  знаем,  понимаем,  чай не с крайних  северов  прибыли.  Враждебное  окружение,  арабский  террор,  внимание,  осторожность,  осмотрительность.  Не  заходить  в  арабские  районы,  не  брать в руки подозрительных  предметов,  в  случаях  необходимости  обращаться  к  властям.  Редуктор  готов  поделиться  с  контрразведчиком  лично  разработанной  в  Бредятинске  гениальной  системой  борьбы  с террором  спе-циально  для  Израиля.  Система  состоит  из  трёх  частей  с  прологом  и  эпилогом,  каждая  на  сорок  пять минут  вещания.  Рот  открылся,  в  горле  булькнуло...

    - Вы  сотрудничали  с  КГБ?-блондин  улыбается  одними  гу-бами.  Глаза  его  безразличны  и  холодны.

    - Что?-Редуктор  не  понял  вопроса,  настолько  глубоко  ныр-нул  в  проблемы исторической  и,  как  он  уже  несколько  ча-сов  считает,  единственной  родины.

    - Вы  сотрудничали  с  КГБ?

    - Нет,  мы  не  сотрудничали  с  КГБ,-твёрдо  ответил  Матвей  Григорьевич,  а  по спине  поползли  противные  мурашки  холо-дных  капель  испарины  страха.  Так, на  всякий  случай.

    Блондин  удивлённо  поднял  брови.  Не  совсем  понял  ответ,  сидящего  перед ним  кандидата  в  олимы.  Откуда  ему  знать,  что  с  момента  приземления  Редуктор  отождествил  себя  с  алиёй,  приехавшей  в  Израиль,  за  все  годы  существования  государства, то есть со страной. Теперь говорит исключительно  от  имени  всей  страны.  В  силу  этого  из  лексикона  исчезло  понятие  «я»,  осталось только  «мы»,  что  вполне  логично  для  множественного  числа.  Для  члена  ООН тоже.

    От  еврея-альбиноса  Редуктор  вышел  в  задумчивости  с  ви-зитной  карточкой, очень  перепуганный.  Через  пару  минут  работы  мозгами,  решил,  что  их  тоже понять  надо,  и  вернул  себя  в  прежнее  состояние.

    Разрешили  сделать  по  одному  бесплатному  телефонному  звонку  и  отправили  получать  теудат  оле  с  «подъёмными»,  которые  здесь  именуются  корзиной абсорбции.  Когда  подош-ла  очередь  Редуктора  и  спросили  имя,  отчество  с фамилией, гордо  заявил:

    - Мотл  Гершевич  Редуктор,- и  посмотрел  на  мишпуху.

    Жена  громко  икнула,  у  дочери  открылся  рот,  и  было  неи-звестно,  когда  закроется.  Лишь  Циля  Фроимовна с  прямотой  высокоинтеллигентного  и  глубоко тактичного  человека,  како-вым  себя  считает,  подвела  черту.

    - Чокнулся.  Я  всегда  знала,  что  он цудрейтер. Нельзя  было  лететь.  Только  пароходом!  Перелёт  его  доконал.

    В  Прошлой,  ныне  перечёркнутой  жизни  новообращённый  Мотл Гершевич неукоснительно требовал величать  себя  строго  по  паспортным  данным — Матвеем  Григорьевичем.  Ежели  какая-нибудь  сволочь  из  посвящённых  пыталась обозвать  его  Мотей,  Редуктор  дёргался,  словно  от  высоковольтного  разря-да. Так  орал,  что  пристыженно  замолкали    мартышки-крику-ны  на  другом  конце земли.  В  дебрях  Амазанки.

    Не  отреагировал  на  этот  ход  лошадью  только  пакид,  вы-дающий  эти  самые теудат  оле.  Тут  и  не  такое  видывали.  Заглянул  в  паспорт  новоиспечённого Мотла  Гершевича,  пожал  плечами,  что-то  сказал  на  иврите  помощнице.  Руч-ную  кладь  шёл  получать  Мати  бен  Герш  Редуктор.

    - Я  родился  заново!-с  пафосом  заявил  он  жене.

    Жена  осталась  при  своём  имени,  тёща — при  своём  мне-нии,  дочь  была  просто  ошарашена.  Циля  Францевна  подве-ла  черту  рождению  нового  человека 

    - Адиёт!

    Раз  такси  бесплатное,  то  в  него  погрузили  всех  редукто-ров  с  Цилей  Фроимовной  и  попутчика.  Тоже  прилетевшего,  но  уже  оле.  Его — до  южного  Тель-Авива.  Город  оказался  совсем  не  то,  что  с  высоты  галочьего  полёта.   Южный  Те-ль-Авив  тесен,  сер.  Производит  очень  восточное  впечатле-ние.  Изобилует  неграми  и  филипинцами.  Душа  сиониста  Редуктора  сорвалась  из  заоблачных  высот  в  штопор  и  боль-но  шмякнулась  о  Землю  Обетованную,  даже  не  мявкнув  при  этом.  Мало  того.  Шофёр — сволочь,  ни  хрена  ни  смыс-лящий  в  консрукции  Редуктора,  повёз  через  Яффо  с  далеко  не  швейцарскими  пейзажами,  что  энтузиазма  не  прибавило.  Бат-Ям  произвёл  чуть  лучшее  впечатление,  хотя  тоже  не  Винница.  Шдирот  Ацмаут  даже  порадовал  чистотой  и  паль-мами.

    Редукторы  заехали  к  пятнадцатиюродной  сестре  Цили  Фроимовны — Мадам Поцман-Магеланской  Мальвине  Михай-ловне,  квартирующей  у  собственного  сына. В  своё  время  Поцман-Магеланская  работала застарелой заслуженной  артист-кой какой-то АССР. Была  примадонной  очень  провинциальной  оперетки  в  совсем  закрытом  городишке  той  самой  области.  Когда  Марице  она  стала  годиться  в  пра,  прабабушки,  а  кня-гиня  Воляпюк  без  всяких  угрызений  совести могла  называть  её  мамой,  шёл  юбилейный  спектакль.  Сорок  лет,  как  Поц-ман-Магеланская  выходит  на  сцену  в  гриме  Сильвы  Варес-ку.  Потому  что  без  грима  можно  петь  только  мемуары  о  том  Кальмане.  Во  время  исполнения  арии  «Частица  чёрта  в  нас...»  Мальвина  Михайловна  брала  верхнее  фа  диез  и  од-новременно  выбрасывала  вверх  ногу  так  высоко,  как  до  сих  пор  не  могут  позволить  себе  разные  голые  девки  из  всяких  шоу  ночных  клубов  и  просто барделей.  В  момент  самой  ку-льминации,  когда  из  малозаполненного  зала  раздалось:  «Во  бабка  даёт!» - в  спине  что-то  хрустнуло,  в  ноге — щёлкнуло.  Заслуженная  артистка  Поцман-Магеланская  замерла  в  позе  Ленина,  так  любимой  всеми  советскими  скульпторами.  С  указующей  в  светлое  будущее  рукой.  В  данном  случае  путь  в  туда  указывала  нога.  Так  стоять  на  каблуках  чертовски  неудобно.  К  тому  же,  там,  где  не  надо,  от  натуги  лопнула  резинка.  Юбилей  грозит  перерости  просто  в  возрастной  ст-риптиз.  Мальвина  Михайловна  грохнулась  на  сцену.  Вверх  взлетел  парик  и  килограмма  два  грима.  Сволочь  дирижёр,  пришедший  на  спектакль  с дня рождения жены, но  успевший,  гнал  в  темпе  опаздывавшего  на  самолёт.  У  него  в  гримёрке  было.  Мечущиеся  по  сцене  Бони  и  Фери  не  знали  что  де-лать.  Дотанцовывать  сцену  или тащить за кулисы ногу прима-донны.  Занавес  не  давали.  Зал  умирал  со  смеху,  утирая  слё-зы.  Был  успех!  Потом  весь  город  жалел,  что  пропустил  юбилей.  По многочисленным просьбам трудящихся  пробовали  повторить  на  бис,  но...  После  того,  как  в  больнице  вправи-ли  позвонок  и  строго-настрого  запретили  бодаться, перееха-ла  к  сыну  в  Бат-Ям.  Шикарная  фамилия  состоит  из  наслед-ственной  Поцман  и  наименований  регулярно  менявшихся  мужей.  На  земле  обетованной  Мальвина  Михайловна  ходит  в  клуб,  поёт  в  хоре  и  мечтает  обновить  вторую  половину  своего  позывного  на  что-то  новенькое.  Выглядит  она  значи-тельно  легче  чем  хотелось  бы.

    Редуктора  вид  тёщиной  родственницы  озадачил.  В  парике  цвета  вороньего  крыла  лихо  сидящем  набекрень,  при  яркой  раскраске  всего  лица.  В  отчаянно  зелёных химического  отте-нка  металлик  тайцах,  на  громадных  перламутровых  каблу-ках  с  платформой.  В  короткой  белой  майке  с  иностранной  надписью  на  пузе.  В  руке  на  отлёте  дымится  офигенно  длинная  сигарета.  Любое  предложение  новоявленная  израи-льтянка  начинает  или  кончает  словами  «дафка»  или  «ма  пи-том».  Не  успел  он  освоится  с  зоологическим  экстерьером  новой  родственницы,  как  сёстры  накинулись  друг  на  друга  и  затарахтели  с  силой  работающих  отбойных  молотков.  А  так  хотелось  поговорить  с  местным,  знающим  человеком  о  политике,  экономике  и  шансах  министра  Щеранского  не  ста-ть    главой  правительства.  Оставалось  молча  сидеть  в  углу  и  злиться  на  жену.  Неожиданно  дочь,  не  принимавшая  учас-тия  в  общем  веселье  спросила:

    - Тётя  Мальвина,  какие  сигареты  вы  курите?

    - Давка,  говори  мне  «ты».  В  иврите  «вы»  существует  только  для  множественного  числа.  

    - Мы  же  на  русском...

    - Ма  питом!  Чтобы  не  путаться.

    Лингвистическая  новость  не  понравилась  Редуктору.  Что  получается?  Любой  сцикун  на  улице  может  подойти  и  «тк-нуть»?  Пока  Мати  возмущался,  дочь  вытащила  из  красивой  пачки  сигарету,  уселась  точь  в  точь,  как  Поцман-Магеланс-кая,  закинув  ногу  на  ногу  выше  макушки,  сделала  умелую  затяжку.

    - До-о-ченька,- удивлённо  протянул  на  последнем  издыха-нии  Редуктор.

    - Да,  папа?- то  ли  откликаясь  на  зов,  то  ли  узаконивая  факт  курения,  повернулась  к  нему  Анжела.  Редуктор  понял,  что  это  не  последнее  открытие,  ждущее  его  на  жизненном  пути.  На  сто  восемьдесят  седьмой  минуте  ударной  работы  языками  пришла  с  работы  невестка  Мальвины  Михайловны.  Её  взяла  в  оборот  жена.  Количество  работающих  инструме-нтов  удвоилось.  Кормить  Редуктора  никто  не  собирался.  Уже  пошла  бы  и  железнодорожная  курочка.  Мати  тух  в  углу.  В  начале  девятого  появился  сын,  муж  и  квартировла-делец — Аркаша.  Домашние  зовут  его  Каша.  Устало  поздор-овался,  спросил,  как  доехали.  Было  видно,  что  ответ  инте-ресует мало  и  лучше  бы  вообще  не  приезжали.  Пошёл под  душ.  Потом  его  кормили  в  закутке  со  странным  названием  то  ли  шпинат  хахаль,  то  ли  пинат  охель.  Ел  индюшиные  крылья  нереального  размера  с  местным  названием — крылья  родины.  Вид  у  хозяина  ночлега  очень  не  очень,  шансы  ми-нистра  Щеранского  резко  падают,  потому  что  новый  родст-венник  после  еды  пойдёт  спать.  Абсолютно  нельзя  его  упу-скать!  Редуктор  пристроился  общаться  прямо  у  стола.

    - Как  обстоят  дела  в  израильском  хоккее  с  шайбой?

    Каша  вздрогнул,  словно  от  высоковольтного  разряда,  поб-леднел,  закашлялся,  начал  заваливаться  на  бок.  Аркаша  Ба-байский  на  минуточку  оказался  между там и здесь,  потому  как  подавившись.  За  годы  работы  метавехом  приходилось  уговаривать  слишком  умных  и  совсем  тупых.  Каша  находит золотую  середину  для  жадных  продавцов  и  совсем  бедных  покупателей.  Сейчас,  умирая,  выяснил,  что  жизни  так  и  не  понял.  Чудовищным  сверхусилием воли  и  физических  сил  протолкнул  злополучный  кусок  вовнутрь.

    - Всё  слава  Богу  хорошо.  С  хоккеем  тоже.  Его  нет.

    Редуктор,  входя  в  идеологический  раж,  размахивает  рука-ми,  будто  дерево  в бурю  ветками.  Каша  опасливо  подтянул  к  себе  тарелку  и  ел,  практически,  на коленях.  Мати  это  не  смущает.  Он  уже  побывал  пару  раз  пальцами  в  кашином  пюре.  Освещает  темы  самые  разнообразные,  обсуждаемые  им  не  раз  со случайными  собеседниками  в Бредятинске.  Как  в  еврейском  обществе,  так  и  на улице.  Редуктор  развивал  о  международной  силе  сионизма,  о  еврейской  идее, как  тако-вой, о,  о,  о...  Пламенная  патриотическая  речь  очень  правого  уклона  поддерживалась  кашиными  замечаниями  и  коммен-тариями.

    - Да?  Ага...  Угу...  Надо  же...

    От  политики  перебежали  к  экономике.  Здесь  мы значите-льно  слабее, и  Каша  мог  рассчитывать  на  амнистию.  Заяв-лено,  что  не  собираемся сидеть  сложа  руки  ни  в  теории,  ни  практически.  В  ближайших  планах  у  нас открытие  какого-нибудь  дела.  Правда,  пока  не  ясно  какого  и  дела  ли.

    Каша  оторвал  глаза  от  тарелки,  затравленно  осмотрелся  вокруг,  ища  по  углам  то  множественное  число,  от  лица  ко-торого  с  таким  жаром  вещает  Редуктор.

    - Это  да, - после  чего  сделал  жалкую попытку доесть ужин.

    В  спальню  его  вела  жена.  Сзади  подталкивала  мама.  Са-мостоятельно  передвигаться  он  уже  не  мог.  Каша  понял,  что  Редуктор  навсегда. Это  диагноз.  Завтра  кровь  из  носу  подыскать  им  схерут  как  можно  дальше. Провидение  два  ра-за  с  того  света  не  вытаскивает.

    Спать  положили  в  маленькой  комнате.  На  четверых — два  спальных  места. Жену  с  дочкой  устроили  на  раздвижном  диванчике  молодёжной  модели.  Через проход устроили  Цилю  Фроимовну   на  хрупкой  этажерной  конструкции из дачного  интерьера  ещё  тех  времён.  Между  ними  бросили  Редуктора  на  пляжном  надувном  резиновом  матраце.  При  этом  полови-на  его  оказалась  загнанной  под  тёщин  лежак из-за  дефицита  спального  пространства.  Ночь  страшная и душная. Циля  Фро-имовна  не  спит,  потому  что  зять  храпит.  Выдаёт  такие рула-ды — любо,  дорого  послушать.  Жена  не  смыкает глаз, жалея  маму, безвинно  терпящую  разные  неудобства.  Дочери  тесно.  При  каждом  выдохе Редукт ра  бабушку  поднимает  в  воздух,  а  на  вдохе  с  зубодробильным   треском швыряет на  плетёнку.  Непонятно:  то  ли  так  трещат  кости пятидесятивосьмилетней  бабушки,  то  ли  её  ложе.

    Редуктору  снились  сны.  Разные.  Чёрно-белые  на  плёнке  Щёкинского  химкомбината  и  цветные,  широкоформатные  снятые  аппаратурой  «Кодак»  на  их  плёнке.  Фигурировали  в  них  события,  о  которых  он  мог  знать  только  понаслышке.  Видел  эти  сюжеты  подробно,  в  деталях.  В  немом  кино  по-эт  Пушкин  А.  С,  прыгающий  на одной ноге, поджав другую,  с  лицом,  искажённым  болезненной  гримасой.  Очень  сильно  и  некрасиво  ругал  Бредятинск. Адмирал Нахимов,  инспекти-рующий  порты  Азово-черноморского  бассейна  склонился  ве-чером  при  свете  свечей  над  дневником.  После  посещения  столичного  города  Бредятинска  сделал  следующую  запись:  «Порт,  как  и  капитан  над  ним,  разбиты  параличом.»

    С  тех  самых  пор  и  до  сегодня  город  был  глухой  провин-цией областного подчинения, затем — неизвестно чем, но  всег-да  с  трудной  судьбой.  Бредятинск  растёкся  вдоль  берега  ме-лководного,  дурно  пахнущего  заливчика  Азовского  моря.  Вдоль  заливчика  тянется  набережная.  Её  Редуктор  увидел  в  лете 1956 года. На  этой  набережной  в  то  лето  познакомились  двадцатипятилетняя  учительница  химии  и  биологии  Берта  Редуктор  с капитан-лейтенантом Робинзоном, возраст  которого  установить  не  удалось.  Зато  он  был  весь  романтический  в  сиянии  парадно-выходной  формы  и  фальшивой  позолоты  по-гон,  нашивок,  кортика.  Особенно  учительницу  поразили  бе-лые  нитяные  перчатки.  Последующие  два  вечера  при  луне  и  знойная  ночь  под  звёздами  были  что-то.  После  чего  блес-тящий  офицер  исчез  так  же  загадочно, как и возник. Его  сли- знула  волна  так  быстро,  что  влюблённая  училка  просто  не  успела  узнать имени  носителя  так  поразивших  её  перчаток.  Берта  энное  время,  по  традиции,  проревела  в подушку,  прок-линая  свою,  остальных  баб  судьбу  и  антисемитов. Чем  успо-коилась.  Через  три  месяца,  когда  странная  ситуация с Робин-зоном  плавно  перетекла в интересное положение Берты, в  дом  Редукторов  принесли  телеграмму.  «Автономном  походе миро-вом  океане  испытываю  сильные  трудности  деньгами  жду пе-ревода  любя  целую  Робинзон»  Обратным  адресом  значится  какой-то  или  какая-то  Мары  при  чём  проездом.  Толковать  сей  текст  собралась вся многочисленная мишпуха Редукторов.  Обычный  бланк  телеграфного  послания  вертели  так  и  эдак,  смотрели  на  свет,  грели  утюгом.  Водяных  знаков  тайнописи  между  наклеенных  полосок  телеграфной  ленты  не  проступа- ло.  Кто-то  самый  отчаянный  попробовал  бланк  на  зуб.  Вкус  гадкий,  как  у  любой  официальной  бумаги.  Телеграмма  обс-ледована  и  не  сказала  больше  того,  что  в  ней  написано.  Тогда  зашли  с  заднего  прохода.  Были  доставлены  все  геог-рафические  карты  имеющие  место  в  городе.  Бума  Редуктор  явился  при  навигационной  карте  сингапурского  порта.  Было  трудно,  но  он  достал.  Проверялись  все  осколки  земной  тве-рди,  начиная  песчанной  отмелью  рядом  с  Бредятинском  и  кончая  айсбергами,  которые  тоже  наши  люди. Количество  ос-тровов  на  картах  было  разное.  Разница  составляет  от  двух  до  пяти.  Но  и  на  самой  напичканной  островами  карте  Ма-ры  не  было.  Обнаружился  он  в  таком густом жёлтом  цвете  очень  Средней  Азии,  от  которой  до  ближайшего  голубого  раскраса  два  ботинка  сорок  восьмого  размера.

    Редукторы  могут  найти  копейку  для  терпящего  бедствие  бравого  моряка.  Однако,  куда  слать  перевод  или  отправлять  гонца?  Не  в  Мары  же  проездом.  Все  приуныли  от  непоси-льной  задачи  и  тяжести  интеллектуального  труда.    В  возду-хе  витают  пораженческие  настроения.  Некоторые  готовы  ра-сходиться  по  домам.  Дядя  Моня  поднял  кривоватый  палец  натруженной  руки.

    Дядя  Моня — патриарх  рода,  большой  стратег  и  великий  практик.  Носит  брюки  галифе  защитного  цвета,  фуражку  «сталинку».  С  его  мнением  считаются  все,  даже  десятимеся-чный  Фимок.  Дядя  Молня  начал  свою  блестящую  карьеру  унтер-офицером  в  Нижегородском  гусарском  полку  во  время  Первой  мировой  войны.  Был  ранен  под  Бердичевом — его  лягнула  собственная  кобыла.  От  чего  получил  сотрясение  всего  мозга.  С потрясёнными мозгами дядя Моня  просочился  через  две  революции.  При  полном  идеологическом  беспамя- тстве  очутился  в  Гуляй  Поле  у  батьки  Махно.  Там  получил  контузию.  Во  время  упражнений  на  сеновале  с  местной  да-мой  так  раскачал  сарай,  что  ему  на  голову  упало  стропило.  Это  объясняет  его  переход  под  знамёна  Первой  конармии.  Последующую  трудовую  жизнь  дядя  Моня  посвятил  гужево-му  транспорту  комунхоза.

    - Ша  гевалд!  Таки  да,  я  знаю.  Это  шифер!

    - Шифер — фондовый  кровельный  материал  строгой  отчёт-ности, - сообщил вздремнувший  на  минуточку  Сеня  Редуктор — передовик  производства  и  прораб  ДСК.  Очнулся  не  сов-сем  вовремя,  поэтому  пропустил  красную  нить  мысли  пат-риарха.

    Так  или  иначе,  но  Редукторы  лишились  своего Робинзона. В  положенный природой  срок  учительница  родила  мальчика.  В  честь  давно  потерянного  дедушки,  майнувшего  ещё  при  Николае  в  Америку,  назвали  Мотей.  Отчество дали  по  брату  Берты.  Фамилию  младенец  получил  материнскую.

    Кадры  сна  раннего  детства  пролетели  очень  быстро.  Всё  равно  ничего  интересного  там  не  было,  кроме  соплей,  слю-ней,  подписанных  пелёнок.  Цветная  плёнка  пошла  только  с  началом  школьных  лет.  Первый  раз  в  первый  класс  ушёл  вымытый,  чистый,  причёсанный  ребёнок  с  букетом  цветов.  Вернулся  алемехел,  до  макушки  перемазанный  чернилами  с  вылезшей  из  штанишек  рубашкой.  На  челе  его  блуждала  какая-то  мысль.

    - И  как,  кецеле,  тебе  понравилось  в  школе?-спросила  бабушка Шифра. Ей интересно. Она школы не кончила. Конча-ла  гимназию  в  Ковно.

    - Если  бы  я  знал,  что  эта  история  на  десять  лет,  я  бы  в  эту  школу  не  пошёл.

    - Вей-из-мир!-только  и  смогла  сказать  малограмотная  бабу-шка  Шифра,  после чего  её  поразил  столбняк.

    - А  в  другую?- поинтересовалась  тётя Фира,  подвернувшая-ся  под  руку.

    - Там  тоже  надо  учиться  десять  лет?- задал  практический  вопрос  маленький Матвей.

    Этот  разговор  мгновенно  облетел  всех,  и  те  решили,  что  в  мишпухе  растёт  будущий  цадик  на  смену  дяде  Моне.  В  таком  возрасте  мальчик  склонен  к  анализу,  понятию  жизни,  здоровому  практицизму.  Рано  радовались!  Кандидата в  гордо-сть  еврейского  народа  неожиданно  захлестнули будни  общес-твенных  школьных  дел.  Больше  пирожных  с  заварным  кре-мом  он  обожал  речёвки,  хождение  строем,  сухой  треск  пио-нерских  барабанов,  непристойно-поносный  крик  горнов,  ок-тябрятские  «звёздочки»,  пионерские звенья. Надежды  редукто-ров  лопнули,  как  бленснувшие  на  солнце  бриллиантами  мы-льные  пузыри.  Матвей  больше  всех  собирал  макулатуры,  металлолома.  Регулярней  других  посещал  сборы  и  идеоло-гически  выдержанные  утренники.  Выше  всех  тянул  руку,  когда  требовалось  поздравить  шефов  с  выпуском  юбилейно-го  бракованного  автоприцепа. 

     Петя  Гешефтмахер — лучший  фотограф  города,  ударник  коммунистического  труда  Быткомбината,  работая  летом  воз-душником  на  городских  пляжах  кричал

    - Желающие  увековечиться  на  высокохудожественное  фото  па-а-прошу  сюда!

    Взялся  обучать  своего  сына  фотоделу  и пристегнул к  Фим-ку  Матвея.  Таинство  появления  изображения  на  бумажке,  погруженной  в  жидкость,  поразило всего  Матвея  и  захвати-ло  его  сердце  совсем.  Теперь  он   не  расставался  с фотоаппа- том.  Старательно  освоил  процесс.  Фотографии  посвящал  всё  время свободное  от  общественной  работы.  От  учёбы, несмот-ря  на  маму-педагога, Матвей  освободил  себя,  практически,  полностью.  Успеваемость — ни  себе  посмотреть,  ни  людям  показать.  Неуспевающий  ученик  и  ярый  общественник — явление  несовместимое  для  советской  средней  школы.  На  этой  грани  Матвей старательно  балансировал.

    Школьные  годы  пришлись  на  очередной  эксперимент,  пед-агогическую  поэму. Повсеместно  вводилась  профориентация.  Школе  № 2  выпало  готовить  ав-тослеварей  широкого  профи-ля.  Важное  государственное  дело  поручили  учителю  ручно-го  труда  столярного  профиля  без  высшего  образования  по  кличке Гнус.  В  просторечии — Петровичу.  Раз  в  неделю  под  его  водительством  вьюноши  отправлялись  на  два  полных  часа  в  автопредприятие  № 2  объединения грузового  автотран-спорта.  От  чего  руководство  предприятия  было  а  экстазе.

    Чтобы славные  труженики  ремзоны,  которые  с  утра  уже,  не  уронили  на  радостях  на  ноги  подрастающей  смене  коле-нвал  или  не  положили  на  голову кувалду,  детей  в  ремзону  не  пускали.  Также  на  территории,  где  всё время ездят маши-ны,  им  тоже  делать  нечего.  Отправляли  в  клуб.  Петрович  трусил в  ближайший  гастроном  за  литражом.  Вскоре  уроки  профориентации  разделили  мужской  коллектив  выпускных  классов  на  две  партии.  Одни,   даже  не  делая  вид,  расходи-лась  кто  куда  прямо  от  школы.  По  интересам.  Другая — Гнус  и  Матвей  шли  в  выбранном  партией  направлении. 

    Клуб  базы  состоит  из  фойе,  зала,  сцены  и  засценного  закутка,  где  хозяйничает  местный  Репин.  Художник,  как  и  ремзона — всё.  Поэтому  провести  две параллельные  прямые  под  лозунг  «Хай  живэ  и  пасется  на  нашему  лузи  радянска  влада!»  творчески  не  в  состоянии.  Это  поручалось  Матвею.  Он,  кстати, не  всегда  справлялся  с  задачей. Если  линии  по-лучались  параллельны  друг другу,  это  не  значит,  что  они  параллельны  краю  листа.  Пока  Матвей  пыхтел, мэтр  прини-мался  тиражировать  картину  Шишкина  «Утро  в  сосновом  бору». Медведи  были  бурые,  стволы — коричневые,  хвоя — зелёная.  Но  в  комплексе произведение  даже  отдалённо  не  напоминало  первоисточник.  Поэтому  носило другое  название - «Ведмедик  клешеногий  на  лесоразработках». Пользуясь  уме-нием  фотографировать  и  навыками,  полученными  на  уроках  профориентации, Редуктор  завесил  всю  школу  фотогазетами.  Чем  заслужил  крепкую,  но  кратковременную  любовь  завуча  по  внешкольной  работе.

    Между  тем,  пора  думать  о  профессиональной  точке  опо-ры,  с  помощью  которой  можно  перевернуть  жизнь.  Редук-тор  подумал.  И  возжелал  стать  офицером   Мама  Берта  была  в  шоке  и  чуть  не  хапнула  полноценный инфаркт.  Последнее  время  сама  ломала  голову,  что  делать  с  ребёнком, но  такого  даже подумать  себе  не  могла.  Хотя  признавала,  что  рациона-льное  зерно  в  этом  есть. Его  знаний  минус  здоровье  может  хватить  только  на  высшее  военное обозное училище.  Что  до  физических  данных,  то  они  блестящие.  Упитанностью  Реду-ктор  напоминает  точь  в  точь  синий  куриный  трупик  в  гаст-рономе. Физической  силы  Матвей  необычайной!  Физрук  ос-вободил  его  от  своего предмета.  При  беге  в  зале  по  кругу,  Редуктор  на  пятнадцатом  шаге  начинал  шататься,  натыкать-ся  на  всё  и  всех  попадающихся  на  пути,  терял ориентацию, сбивал  темп  одноклассникам.  Учитель  боялся,  что  спотыка-ющиеся  о  Матвея дети  получат  травмы.

   Наступила  пора  получения  приписного  свидетельства.  Ме-дкомиссию  на  свою беду  посетил  военком — вполне  креп-кий,  боеспособный  полковник.  Преподаватель  начальной  военной  подготовки,  ответственный  за  стопроцентную  явку, майор  перестарок,  помнящий  ещё  Порт-Артур,  представил  полковнику  Матвея, как  единственную  надежду  и  опору  во-оружённых  сил.  Военком  непроизвольно  икнул,  одёрнул  ки-тель.  Нет,  как  человек  допущенный  к  военной  тайне, знает,  что  дела  у  нас  хреновые,  но  что  та-ак!..  Спаси  и  помилуй!

    - Был  у  меня  когда-то  командир Железяко. Клятый  хохол.  Кому-то  достанется  Редуктор.

    Вид  у  полковника  такой,  словно  он  сейчас  пойдёт  в  свой  кабинет  и  застрелится.  Радовало  одно.  У  офицеров  военко-мата  портупеи  с  кобурами  есть,  а пистолетов  нет.

    Врачи  нашли  у  Редуктора  косолапие,  плоскостопие,  косо-глазие  с  астигматизмом.  Военком  и  вооружённые  силы  бы-ли  спасены.

    К  выпускному  вечеру  усилиями  всей  мишпухи  с  высшим  гуманитарным  и  средним  техническим  образованием  рейти-нг  Матвея  составлял  3,82  балла  по  шкале  Рихтера.  Основой  были:  пение,  рисование,  ручной  труд.  По  этим  предметам  Редуктор  имел  твёрдые  пятёрки.  Общий  балл  аттестата  ок-руглялся  до   четырёх.  С  округлением  уже  можно  поступать  в  лучшее  учебное  заведение  города — торгово-кулинарный  техникум.  На  отделение  кондитеров.  В  кулинары  принимали  только  отличников.  Выпускники  гордо  несли  знамя  родного  техникума.  По  всей  стране,  от  маленькой  забегаловки  до  первоклассного  ресторана, травят  посетителей.  Есть  даже  летальные  исходы.  И  свои  герои.  Алик  Бутерброд  работал  поваром  в  столовой  завода  № 3721  на  далёком  и  секретном  Урале.  Умудрился  в  один  заход  вынести  на  себе  за  строго  охраняемую  территорию  и  реализовать  коровью  тушу.  Чем  лишил  весь  коллектив  кошеваров  ежедневной  прибыли  в  рублях  и  натуральном  продукте.

    Матвей  в  повара  не  хотел.  Вообще  никуда  не  хотел.  Утром  брал  фотоаппарат  и  уходил  шататься  по  городу.  Бла-го  Бредятинск  мал.  Редуктора  кончало  шатать  где-то  к  обе-ду. После чего он приходил в себя на старенькой тахте. Всем яс-но, что МГУ  Матвей  может  увидеть  только  в  экскурсионных  целях. Выручил дядя Петя. Фимок  уже  изучает  в  институте  машины  бытового  обслуживания,  готовясь  стать  инженером-механиком.  Гешефтмахер  вспомнил,  что  в  одном  из  курорт-ных  институтов  на  черноморском  побережье  трудится  их  далёкий  родственник  Толя  Шикерсон,  занимая  должность  проректора  по  хозяйственной  части.

    И  Матвея  поступили.

    Советские  студенты  были  трёх  категорий.  Одни  учились,  другие — пили,  третьи — делали  карьеру.  Из  первых  выходи-ли  очень  средние  советские  специалисты-неудачники. Из  вто-рых  получались  большие  советские  пофигисты  и  цеховики.  Из  третьих — партийно-хозяйственные  работнички  очень  сре-днего  звена,  профессиональные  кавээнщики  и  болтуны.  Ни  к  одной  из  вышеозначенных  категорий  Редуктор  не  принад-лежал.  Общественной  работой  он  занимался  по  зову  сердца  и  стону  души.  Лучше  всех  собирал  картошку,  регулярней  всех  посещал  собрания  и  прочие  общественные  мероприя-тия,  громче  остальных  пел  в  хоре.  В  футбол  играть  его  не  брали.  Всё  остальное — никуда.

    Профессор  Мелалмед — любимец  всех  категорий  студен-тов  за  остроумие,  общий  демократический  либерализм,  понимание  сути  вещей  и  фразу:

    - Ну-с,  чем  сегодня  удивите?- терялся,  когда  приходил  сдавать  студент  Редуктор.

    Минут  пять  смотрел  на  профессора  долгим  взглядом  глу-боким  и  грустных аидыше  глаз.  Потной  рукой  тянул  билет.  Прочитывал  его  дважды  в  слух  и трижды  про  себя.  Ни  к  какой  ясности  это  не  приводило.  Затем  Матвей  вместо  под-готовки,  всё  равно  вспоминать  нечего,  с  горящими  интере-сом  глазами начинал  разглядывать  чертежи  и  графики,  вися-щие  там  и  сям  в  аудитории.  С этим  материалом  он  должен  был  познакомиться  ещё  пять  семестров  назад.  В облике  сту-дента  Редуктора  было  столько  неподдельного  любопытства,  преклонения  перед  величием  науки,  что  рука  профессора  са-ма  рисовала  в  зачётке Матвея  «государственную».  Покидал  Редуктор  аудиторию  всегда  поражённый величием  человечес-кого  гения,  бормоча:

    - Это  же  надо,  а?..

    Дипломную  работу  Редуктора  создавал  весомый  коллектив  авторов.  Профессор Меламед,  хозяйственный  проректор  Ши-керсон,  секретарь  комитета  комсомола — недавний  выпуск-ник  института.  Под  общим  руководством  секретаря парткома  ВУЗа.  Секретарь — урождённый  антисемит,  но и он  склоняет  голову перед  непорочной  любовью Редуктора к общественной  работе.  Считал  себя обязанным  как-то  отметить  его.  На  за-щите  дипломного  проекта  Матвей  был слепо-глухим  и  вдо-бавок  немым.  Тыкал  куда  попало  указкой  в  чертежи,  уди- влённо  шарил  по  ним  глазами,  при  этом  силился  что-то  сказать.

    - Э-э...  У-уй...  О-оу!

    Матвей  получил  свободный  диплом,  чем  полностью  оша-рашил  однокурсников.  На  итоговой  попойке  в  ресторане,  по-свящённой получению  всеобъемлющего  высшего  образования  к  нему  подошла  Нинка  Лысенко,  не  отказывавшая никому  на  курсе  кроме  Матвея,  и  с  прямотой  ветерана  колхозного  движения спросила.

    - Редуктор,  может  ты  беременный?

    На  сабантуе  первый  раз  в  жизни  Матвей  усугубил  по-богатырски. Не понравилось.  Проснувшись  по  утру,  ничего  кроме  головной  боли,  не  помнил. Однако  обнаружил,  что  какая-то  сволочь  облевала  новый,  купленный  мамой костюм.  Она  же  наложила  полные  штаны.  Узнать,  кто  эта  гадость,  не  представлялось  возможным.  Проснулся  Матвей  от  утрен-ней  свежести  в  совершенно не  знакомых  кустах, при  полном  одиночестве.

    Вернувшись  в  родные  пенаты,  Редуктор  озаботился  собс-твенным  трудоустройством.  В  горкоме  комсомола  сразу  до-вёл  до  кондиции  заворга  всего  одним  вопросом.

    - Вам  первые  секретари  горкома  нужны?  Я  пришёл.

    Идеологическое  поле  Матвея  осталось  незасеянным.  Оно  оказалось  минным. Редуктора пристроили служить в  «Проект-машдеталь» - бретятинское  отделение киевского  филиала  мос-ковского НИИ очень неважного министерства. Чем  занимается  бредятинский  отдел  Матвей  за  два  года  службы  так  и  не  узнал.  Не потому  что  не  хотел.  Просто  никто  не  знал  чем  заняться.  Во  всяком  случае прямо  по  центру  научной  мысли  стоял  стол  для  пинг-понга,  рядом  шахматы. Остальные  пили  кофе  с  чаем,  вязали  кофточки, сплетничали, читали  дефицит-ную  литературу.  Совсем  уж  ленивые,  которые  не  хотели  ни-чем  заниматься, могли  отсутствовать,  чтобы  не  мешать  оста-льным.  Однако,  колхоз,  овощебаза, субботники — святое  де-ло.  Скорее  всего  так  соблюдалась государственная тайна  обо-ронного  заказа.  Редуктор  был  счастлив.  За  отчётный  период  службы  он развернулся  вовсю.  Завесил  отдел  любимыми  фо-тогазетами,  побывал  три  раза на  совещании  городского  наро-дного  контроля,  два  раза  на  слётах  изобретателей  и  где-то  рационализаторов,  четыре  раза  на  банкетах,  посвящённых  этим посиделкам.  По  разу  на  профсоюзной,  комсомольской  и  1792-ой  партийной  конференции.  Его  не  принимали  в  ря-ды  руководящей  и  направляющей  из-за носа.  У  него хрони-ческий  насморк  и  Матвей  всё  время  шмыгал  им.   Просто  подошла  его  очередь  представлять  коллектив  на  столь  важ-ных  форумах  городского  масштаба.  Случилось  так,  что  во  время  своих  скитаний  по городу  в  рабочее  время  набрёл  на  фотоклуб  городского  Дома  Культуры.  Как и  вся  культура,  гнездился  в  развалинах  и  подлежал  сносу.  Активная  натура Редуктора  тут  же  возжелала  быть  зачисленной  в  клуб.  Ник-то  не  возражал. Но  для  совершения  таинства  необходим  ка-кой-нибудь  документ,  удостоверяющий  личность  алчущего.  Ничего  кроме  членского  билета  Общества  Охраны  Памят- ников  Истории  и  Архитектуры,  под  рукой  не  оказалось.  Сложенная  пополам  картонка  свидетельствует,  что  Редуктор  Матвей  Григорьевич  является злост-ным  плательщиком  взно-сов,  выраженных  ежегодной  суммой  в  тринадцать  копеек.  Следовательно,  он  ревностный  охранник  как  истории,  так  архитектуры  и  член.  Для  затравки  приволок  на  городскую  выставку  пейзажный  снимок.  Потом  эта  же  работа  повисла  на  стенде  областного  фотовернисажа.  Из оттуда  вместо  воз-врата  снимка  пришла  несколько  помятая  почтой  небольшая картонка,  озаглавленная  «Диплом».  Теперь  Редуктор  с  пол-ным  правом  величал  себя  дипломантом  творческого  конку-рса.  Страшно  этим  гордился  на  законных  основаниях.  Гор-дыня  довела  до  того,  что  из  целого  инженера-конструктора  «Проектмашдетали»  стоимостью  сто  сорок  два  рубля  трид-цать  семь копеек  месячных,  Матвей  стал  половиной  фотог-рафа  историко-археологического  музея,  уценённый  до  шести-десяти  рублей  семидесяти  копеек  за  тот  же временной  пери-од.  В  компенсацию  потерь  материального  статуса  получил громадный  сухой  подвал со всеми коммуникациями.  Редуктор  молниеносно уволок  туда  все  фотопринадлежности,  старую  тахту  и  поломанное  кресло  из дому.  Можно  было  зарабаты-вать  по  договорам,  снимая  для  Досок  почёта  мучающихся  похмельем  передовиков  производства.  Или  испуганных  дети-шек  по детским  садикам.  У  Матвея  не  было  времени.  Он  утонул  в  пучине  творческих  удач.  Пару  раз  в неделю  прихо-дилось  фотографировать  музейные  черепки,  палки  тряпки  и  прочий  мусор,  что  страшно  раздражало  и  отрывало.  В  оста-льное  время  вытворял.  Познакомился  с  учащейся  строитель-ного  ГПТУ — разбитной  деревенской  девахой.  Раздеваться  Наташа  наотрез  отказалась.  Как ни  уговаривал  Редуктор, ше-льмуя  мировой  славой,  белоснежным  лайнером , Ницей  и  са-мому  не- понятным  словом  андеграунд,  девица  стояла  на  своём. При  этом  вносила  существенную  поправку.

    - Мне  стакан  вина  и  делай,  чё  хошь.

    Смысл  меморандума  Редуктор  не  понял,  но,  спустя  неко-торое  время,  отважился  купить  бутылку  повсеместно  попу-лярной  гадости  «Кавказ».  Воняли «чернила»  невыносимо.  Натали  убульбенила  химию  моментально.  Подождало пока  вставит  и  спросила.

    - Раздеваться?

    «Кавказ»  сильно  способствовал  творческому  созреванию  и  пониманию  ответственности  момента  мировой  славы.  Редук-тор  бросился  ставить  свет.  После  трудов  праведных  Наташа  показала  значение  таинственного  «Чё  хошь».  Это  настолько  понравилось  Редуктору,  что  он  запасся  целым  ящиком  «Кав-каза».  Творческие  позиции  несколько  уступили  разнузданно-му  сексу.  Матвей,  благо-даря  «чернилам»  стал  мужчиной.

    Между  тем  на  той  же  набережной,  где  произошла  истори-ческая  встреча  с  Рабинзоном  из  Мары,  Берта  познакомилась  со  стоматологом-универсалом  Додиком  Шейнисом.  Додик  ничем  не  мог  поразить  кроме  денег,  но  Барта  Ильинична  (Израилевна)  тоже  в  возрасте  и  далеко  не  Мисс  Вселенная.  Когда  дело  подошло  к  тому  самому,  вместо  неба  в  алмазах  училка  поинтересовалась  домашним  адресом,  семейным  по-ложением  и  паспортом  претендента  на  потеть.  Действия  Бе-рты  родственники  одобрили,  упирая  на  то,  что  зубной  врач,  пусть  и  универсал  не  сорвётся  в  кругосветное  плавание  на  Дурбан  через  Старотиторовку.  Мишпуха  обрадовалась — Бе-рточка  будет  пристроена  и  гора  упадёт  с  плеч.  Рано  радова-лись.  Новобрачная  уезжала  в  почти  заграничный  город  Ри-гу.  Хотела  увезти  с  собой  ребёнка.  Редуктор,  чувствуя  пря-ный  запах  свободы,  единоличное  владение  двухкомнатной  «хрущёбой»  и,  находясь  на  пике  славы,  отказался.  Как  раз  в  это  время  поместил  на  городской  выставке  изображение  хорошо  изученной  наташиной  задницы.  Власти  снимок  ану-лировали,  а  Редуктор,  в  некоторых  кругах,  прослыл  новато-ром  и  диседентом.  Редактор  городской  газеты — подпольный  реформатор,  демократ  и  либерал  в  вопросах  внутренней  и  внешней  политики,  тайный  эротоман,  пригласил  Матвея  внештатным  фотокорреспондентом.  Глупо  уезжать  от  такой  удачи  и   славы.  Додик  не  противился  воссоединению  семьи,  но,  услышав  о  решении  Редуктора,  неприлично  возрадовал-ся.  Подарил  деньги,  которые  Матвей  сразу  пустил  на  разви-тие  творчества.  Купил  немецкую  камеру  «Практика».   Миш-пуха  тяжело  вздохнула.  Цурыс  остался  при  ней.  

    Матвей  умудрялся  жить  на  фотографическую  половинку  музея  и  то,  что  подкидывала  газета.  На  круг  выходила  сотня.  Ещё  сотня  в  виде  гуманитарной  помощи  слабонедо-развитым  странам  почтовыми  переводами  приходила  из  Ри- ги.  Ходит,  как  положено  творцу,  в  грязных  свитерах,  непри-чёсанный  и  небритый.  На  ботинках рос мох.  Былые  подвиги  забыты  из-за  неумолимости  времени.  Редактор  ушёл  на  по-вышение,  диаметрально  изменив  свои  взгляды  на  битиё,  ко-торое  определяет  сознание.  И  Редуктора  в  городе  почему-то  прозвали  Прибамбасом.  Иногда  заглядывала  Наташа.  Она  с  отличием,  на  тройки,  кончила  училище,  получила  квалифи-кацию  маляра-штукатура  и  трудится  продавщицей  в  овощ-ном  магазине. От  кормового  места  то  место  в  наташиной  анатомии,  что  когда-то  произвело  революцию  в  умах  и  ду-шах  передовых  представителей  бредятинской  общественнос-ти,  раздобрело  ужасно  и  не  влазит  ни  в  один  объектив.  В  подвал  она  захаживает  просто  вспомнить  знаменитую  моло-дость.  Ни  о  каком  творчестве  не  могло  быть  и  речи.  Тем  более  на  данный  временной  промежуток  она  числит  себя  замужней  дамой.  По  этой  причине  «портянку»  больше  не  пользует.  Употребляет  коньяк,  что  весьма  накладно  для  редукторова  бюджета  даже  с  прибалтийской  помощью.

    Восемьдесят  пятый  год,  ещё  до  апрельского  пленума  ЦК  КПСС,  принёс  в  жизнь  Матвея  перемены.  Начались  они  неприятностями.  У  Додика  оказалась  целая  популяция  родс-твенников  у  чёрта  на  куличках — в  Австралии.  Оказалось,  что  стоматология  на  зелёном  континенте  не  на  должном  уровне  и  родсвенники  просто  останутся  беззубыми, если До-дик  не  приедет.  Берта  всеми  средствами  связи  уговаривала  Матвея  ехать  с  ними.  Предлагала  взять  с  собой  аппарат  и  фотопринадлежности.  Однако,  Редуктор  так  привык  к  своим  тряпкам,  подвалу  и  грязи  в  квартире,  символизирующей  его  независимость,  что  сразу  отказался.  Доходы  сократились  ро-вно  на  половину  из-за  отсутствия  гуманитарной  помощи.

    В  одно  весёленькое,  но  безрадостное  утро,  когда  Редук-тор  от  нечего  делать  собирался  в  творческое  подземелье,  под  окнами  квартиры  остановилась  «волга»  Гешефтмахера-младшего.  За  отчётный  период  троюродный  брат  Матвея  превратился  из  Фимка  в  Фиму,  Ефима  и  далее — в  Ефима  Петровича.  Успел  после  института  поработать  инженером  городского  Дома  Быта,  водителем  такси, стал ударником  ком-мунистического  труда  в  фамильном  фотоателье  №1. Словом  Гешефтмахер  был  в  городе  человеком  уважаемым.

    Ефим  Петрович  потянул  носом  кислый  запах  застоявше-гося  помещения,  оглядел  берлогу,  пахнущую  старым  козлом,  брезгливо  присел  на  краешек  стула.

    - Как  живёшь?-задал  сакраментальный  вопрос.

    - Очень  хорошо!-сухо,  как  выстрелил,  каркнул  Редуктор.  Он  не  терпит  родственников  и  удачливых  людей.  Фима,  несомненно  попадает  под  все  эти  категории.

    - Вижу,- согласился  Гешефтмахер.-Мы  с  тобой  люди  серьё-зные,  деловые,  занятые,  поэтому  время  терять  не  будем.

    Скажи  он  какую  другую  фразу,  Редуктор  просто  не  стал  бы  слушать  родственника.  Так  в  его  словах  просквозило  уважение,  косвенное  признание  творческих  заслуг  и  профес-сионализма  Матвея,  о  котором  никто  не  вспоминает. Гешеф-тмахер  идёт  в  ногу  со  временем  и  Горбачёвым.  Открывает  кооператив «Блик»  Зовёт  туда  трудиться  фотографом-возду-шником  троюродного  братца. Редуктор  тут  же  дал  согласие.  Воображение  сразу  нарисовало  розово-голубые горизонты,  оклеенные  сплошь  купюрами  большого  достоинства.

    По  началу  дело  не  пошло.  Однако,  Редуктор  быстро  при-норовился  щёлкать  прохожих  у  городского  универмага  и  колхозного  рынка.  На  главной  площади  города  снимать  це-лые  экскурсии.  Некоторых  многократно.  Догонять,  совать  в  руки  витанции  с  обещанием  через  три  дня  таким  же  мака-ром  всучить  фото.  Воображение  не  обмануло.  Ему  казалось,  что  получает  сумасшедшую  зарплату.  Купил  новую  рубашку,  трусы  и  подстригся.  Очень  скоро  гиды  местного  экскурсбю-ро,  водящие  автобусные экскурсии по маршруту  «Бредятинск  античный»,  показывали  скачущего  по  площади  козлом  с  фо-тоаппаратом  Прибамбаса  любопытствующим.  Именно  эта  часть  экскурсии  пользовалась  неизменным  успехом.

    К  тому  времени  пыльный  и  сонный  городок  оказался  в  курортном  эпицентре.  Стало  модным  повсеместно  ездить  на  юга.  Ялта,  Сочи,  Гагра  оказались  не  по  карману  простому  советскому  человеку.  Человеки  рванули  в  Бредятинск  и  иже  с  ним.  На  утеху  потребителю  «Блик»  освоил  ночную  съём-ку.  Редуктор  с  коллегами,  не  жрамши,  не  спамши,  ковали  бабки  у  исторического  камня  на  городской  набережной.  О  него,  сходя  на  земную  твердь,  больно  ушиб  ногу  великий  русский  поэт  Пушкин  А. С.  Через  сто  пятьдесят  лет  с  ним  столкнулся  по  пьяне  всего  экипажа  СЧС-1021  «Партизан»  и  благополучно  утоп. Утром  и  днём  Матвей  тащил  вахту  на  горпляже,  возвещая  ослиным криком о высокохудожественном  фото. В этот страдный период произошли события архиважные.

    С  незапамятных  времён  стоит  в  Бредятинске  маленький  продуктовый  складик Черноморского флота, хотя самого  флота  вокруг  города  до  упора  радиогоризонта  не  видно.  В  складе  нёс  службу  отличник  боевой  и  политической  подготовки  старший  мичман  Шпицберген  Лев Соломонович. Удалённость  от  мест  базирования кораблей, береговых частей ЧФ,  отсутст-вие  какого-нибудь  начальства  и  взаимозаменяемость  проду-ктов  по  срокам  хранения  давали  Шпицбергену  некий  люфт  в  уставе  гарнизонной  службы.  Положение  на  южном  морс- ком  театре  складывалось  следующее:  адмиралы  сколько  уго-дно  могли  там  командовать  флотом,  а  у  Шпицбергена  были  свои  национально-стратегические  интересы  в  регионе.  Това-рищ  старший  мичман  женат  на  Циле  Фроимовне,  которая,  естественно,  носит  фамилию  Льва  Соломоновича.  Таким  образом,  вопреки  Магелану,  Берингу  и  географии  в  Бредя-тинске два  Шпицбергена.  Циля Фроимовна работала  заведую-щей,  барменшей,  кухонной  рабочей,  уборщицей — всё  в  од-ном  лице  мини  бара  «Погребок».  На  деле  мини  бар  предс- тавляет  собой  вульгарную  распивочную  высокого  уровня  в  центре  города  только  без  пива.  В  ассортименте  коньяк  с  Советским  шампанским.  Коктейль  из  того  же  коньяка  с  тем  же  шампанским.  Злые  языки  ещё  в  семидесятые  годы  утве-рждали,  что  до  третьего  миллиона  Францевне  не  хватает  ровно  семь  копеек.  Францевна — рабочий  псевдоним  Цили  Фроимовны.  Потянувшие  не  первую  дозу  клиенты  в  упор  не  могли  выговорить  полностью позывные поилицы.  Конечно  пытались,  потому  как  уважали.  В  родном необъятном  всегда  уважают  наливающих.  Получалась  какая-то Цица  Фраеровна,  как  ни  старались.  Проще  было с Фёдоровной. Ей Циля  Фрои-мовна  становиться  в  упор  не  хотела  из-за  ненависти  к  при-родным  антисемитам,  коими  считала  всех  своих  клиентов.  Даже  одеяльщика  Иоську  Графа.  Францевна  всё-таки  не  по  скобарски.

    ОБХСС  знал  о  недостаче  тех  самых  семи  копеек.  Всеми  силами  старался  их  найти.  С  этой  целью  совершались  регу-лярные  набеги  на  «Погребок»  и  Шпицберген.  Ничего  путно-го  из  этого  не  состоялось.  Бессмертный  гарнизон  стоял  не-рушимой  скалой.  На  каждый  гвоздь  у  Цили  с  Лёвой  справ-ки  и  чеки  в  трёх  экземплярах,  на  любую серебряную  ложку,  купленную  в  прошлом  году — завещание  прадеда.  Бойцы  не-видимого  фронта  не  только  нюхом,  каждым  нервом  чувство-вали  криминал,  но  поделать  ничего  не  могли.  Чем  больше  совершалось  набегов,  тем  больше  имелось  оправдательных  документов.  Дошло  до  того,  что  на  не  посаженные  ещё  в  огороде  помидоры  есть  благодарственное  письмо  Мичурина  и  Вавилова.  Оставалось  рвать  на  себе  портупеи и посыпать  фуражки  пеплом  от  сожжённых  постановлений  на  обыск.

    Росла  дочь.  Ещё  пребывая  в  роддоме  Циля  Фроимовна  отметила,  что  ребёнок — красавица  писанная,  хотя  Нелли  в  тот  момент  толком  и  в  пелёнки  не  писала.  Однако,  мама  Шпицберген  была  права.  Девочка вышла всем на загляденье.  Красавица, умница,  отличница  в  школе,  послушный  ребёнок.  Было  одно  «но».  Девочка  испытывала  не  здоровый,  прямо  научный  интерес  к  противоположному  полу.  В  пятнадцать  лет,  уже  имея  в  городе  почётное  наименование  Шахеризада — Царица  Ночи,  перенесла  свою  научную  работу  из  теоре- тического  аспекта  в  экспериментальный.  Как  все  великие  исследователи,  ставила на  себе,  для  чистоты  опыта.  Усилия  увенчались  успехом.  Когда  её  коллеги,  бывшие  абитуриен-ты,  а  ныне  первокурсники  инъяза,  весело  отправились  на  картошку,  Нелли  с  победным  кличем:

    - Ой,  мамочки!!!- бодро  отбыла  в  противоположном  напра-влении — один  из московских  роддомов.  Где  благополучно  разрешилась  от  бремени  девочкой. Первая  часть  научных  ис-следований  завершилась.  Ребёнка  забрали  бабушка  с дедуш-кой,  а  Нелли  продолжила  образовательную  программу,  прис-тупив  ко второй  части  научных  экспериментов.  Через  пять  лет  Нелли  Львовна  Шпицберген  вернулась  в  Бредятинск  крупным  специалистом  в  двух  иностранных  языках.  Языки  учила  не  по  книгам  профессоров,  которые  на  этих  языках  общались  между  собой.  Познавала  практически  в  среде  но-сителей, проводя  свою  научную  работу.  Иногда  материал  по-падался  не  той  языковой  группы.  Пришлось  ещё  освоить  три  языка  со  словарём,  не  считая  идиш.

    Родители  озаботились  будущим  дочери.  Сколько  можно  рассказывать  бобы майсы  внучке  и  морочить  мозги  вокруг  здесь  о  секретном  муже  Нелли — лётчике-истребителе  полко-внике  Револьвере,  взлетевшем  пять  лет  назад  с  энского аэро-дрома  и  совершающий  бесчисленный  виток  вокруг  земли.  К  тому  времени папа — бравый  моряк  уже  в  запасе  работал  инженером  отдела  снабжения  завода местной  промышленнос-ти.  Для  устройства  личных  дел  дочери взял  внеочередной  отпуск.  Днями  Лев  Соломонович  собирал всё  о  всех  бесхоз-ных аидах  города.  Поздним  вечером,  когда  Циля  Фраимовна  возвращалась  из  алкогольного  подземелья,  он  докладывал  об успехи.  Всё  было  очень  так  себе.  С красавицей  Нелли  жела-ли  пообщаться  многие.  Дальше  этого  дело  не  шло.  Её науч-ная  работа  проходила  у  всех  на  глазах.  Циля  Фраимовна,  зная  положение вещей  и  города,  чётко  ограничила  поле  дея-тельности.  Претендент  может  быть чуть  шлимазел,  но  не  мишигине,  не  красавец,  не  совсем  урод,  не  мальчик  и не  стародрековского  возраста.  Беда  заключалась  не  столько  в  научной  работе Нелли,  сколько  в  малочисленности бесхозных  аидов  города.  На  безрыбье  рассматривался  даже  вариант  са-пожника  Кадиша.  Ни  возраст,  ни  наличие  взрослых  детей  не  пугали  Шпицбергенов.  Весь  город  знает,  что Мося  живёт  крепко,  имеет  пара  свежих  копеек  каждый  день,  но  почему-то  жёны  его  мрут, словно  мухи.  Лев  Соломонович  был  от-правлен  в  набеговую  операцию.  Всё состоялось  в  будочке  сапожника  на  бойком  месте.  Для  затравки  поговорили  о де-лах,  хотя  какие  сейчас  дела.  С  политикой  тоже,  слава  Богу,  ничего  хорошего.  Незаметно  подобрались  к  наболевшему  с  обеих  сторон.  Кадиш  заверил Шпицбергена — готов  вершить  недовыполненный  супружеский  долг  прямо сейчас  с  зажатой  между  колен  «лапой».  Здоровья  и  денег ещё на пару  детишек хватит.  Бывший  бравый  моряк  посмотрел  на  здоровенное  бревно,  в  которое всажена  «лапа»,  и  по  достоинству  оценил  откровения  сапожника.  Дома  результаты  похода  подытожил .

    - Это  нельзя!  Смертельно!

    На  горизонте  всё  более  видимый  невооружённым  глазом  вставал  образ  Редуктора.  Он  отвечает  всем  требованиям  вы-двинутым  Цилей  Фроимовной.  Был не  совсем  и  не  очень,  не  то  и  не  другое,  но  вместе  все  качества  странно  перепле- таются  в  такое  НЕ-ЕЕ!!!  Становится  страшно.  Когда  жена  сообщила  о своём  решении  Шпицбергену,  последний  схвати-лся  за  сердце,  стал,  по-рыбьи,хватать ртом воздух. Пришлось  вызывать  неотложку.  В  некоторые  моменты бытия  у  женщин  всегда  больше  мужества  и  здравого  смысла.  Когда  Лев  Со- ломонович  очухался,  жена  схватилась  за  виски.

    - Не  морочь  мне  голову.  Тут  нужен  тонкий  проход.

    День  настал,  час  пробил!  Рано  утром  Циля  Фроимовна  с  Нелли  заняли  наблюдавательный  пункт  на  скамейке  в  скве-рике  для  первого  посмотреть  кандидата.  Ровно  в  8.00  своей  эксклюзивной  походкой,  из-за  которой  все  воробьи считают  его  своим  и  беззастенчиво  гадят  на  намечающуюся  лысину,  появился  объект.  Сегодня,  как  назло,  Редуктор  пребывал  не  в  худшем  своей  форме.  По  мере  воздействия  на  психику  рядового  обывателя  его  можно сравнить  с крутыми  фильма-ми ужасов, приправленные сценами извращённого секса.  Впе-чатление  оказалось  настолько  сильным,  что  Нелли  тихо  ой-кнула  и лишилась  всяких  чувств.  Мама  была  начеку.  Вых-ватила  из  сумочки  ватку, предусмотрительно  смоченную  в  нашатырном  спирте,  энергично  помахала  под носом  дочери.  Сама  хлебнула  предусмотрительно  захваченного  коньячка.  Она тоже  не  железная.  Видя,  что  дочь  начала  приходить  в  себя  продолжила  блиц.

    - И  что  ты  себе  думаешь?  Муж — предмэт  домашнего  обихода.  Его  надо настраивать,  чистить,  смазывать,  ремонти-ровать.  Когда  я  девчонкой  вышла  за папу,  на  нём  был  один...  ну,  ты  знаешь  что  и  кортик.  На  голое  тело.  Этим кортиком  папа  в  минуты  задумчивости  ковырял  в  носу.  Те-перь  на  папе  кроме того,  что  ты  знаешь  ещё  и  модные  гал-стуки.  В  носу  ковыряет  пальцем,  который  потом  вытирает  о  носовой  платок.

    Нелли  взята  без  боя  тёпленькой.  Оставался  Редуктор. Бра-ть на абордаж  послали  Льва  Соломоновича. Вид  Прибамбаса,  после  сердечного  приступа, не  произвёл  на него впечатления.  Он  хоть  тыловой,  сухопутный,  в  запасе,  но моряк.  Сразу  жахнул  главным  калибром.

    - Я  тут  не  при  чём!  Это  не  я!-испуганно  возопил  Редук-тор  и  попытался  покинуть  квартиру  через  окно.  Шпицбер-гену  удалось  отловить  будущего  зятя.  В свои  двадцать  восе-мь  лет  Матвей  искренне  полагал,  что  можно  только  с ната- шами.  Аидиши  жена — краеугольный  камень  семьи,  её  глав-ное  достояние,  и дети  получаются  вегетативным  методом.  Льву  Соломоновичу  пришлось  долго и  подробно  объяснять,  как  обстоят  дела  на  самом  деле.  Почему  в  наших  семьях  бывает  много  детей  и  семитские  красавицы  частенько  стано-вятся  королевами  красоты.  Услышав  всё,  Редуктор  момента-льно  подсчитал  экономическую  выгоду  предлагаемого  шага,  включая  домашние  котлеты,  ненужность  покупки  коньяка,  что  является  существенной  статьёй расходной части  бюджета.

    - Я  согласен!  Берите  меня!- подумав  минуту  спросил. - На  невесту,  когда  можно  посмотреть?

    Австралию  в  известность  не  успели  поставить.  Торжество  гуляли  со  скоростью  набирающего  высоту  самолёта.  Для  со-бытия Редуктору прикупили костюм. Обновка  так понравилась,  что  попытался  поспать  ночь  перед  свадьбой в ней.  В  том  же  темпе  Редуктор  усыновил  маленькую  Анжелу.  Медовый  месяц  молодые  коротали  в  Сочи.  Нелли  в  браке  осталась  с  девичьей  фамилией.  Механически  переходить  в  простые  редуктора  ей  не  хотелось,  А  становиться  Шпицберген-Редук-тор — ни  в  какие  ворота  не  лезет.  Покончила  с  научной  ра-ботой  во  всех  аспектах.  Единственный  вывод,  который  сде-лала  в  результате  многолетних  исследований — Все  и  у  всех  они  одинаковые.  Разница  только  в  размерах.  Поняла — количество  не  переходит  в  качество.  Сосредоточилась  на  му-же  и  семье,  став  примерной  женой  и  матерью.  За  короткий  промежуток  времени  удалось  многое.  Отучила  быстро  есть  первое,  второе  и  компот  одновре-менно.  Не  носить  носки  по  полгода,  выворачивая  их  на  изнанку,  после  чего  ими  мо-жно  колоть  грецкие  орехи.  Застёгивать  штаны,  не  выходя  из  туалета,  а  ещё  там.  Потихоньку  Редуктор  приобрёл  впо-лне  цивилизованные  формы.  Его  можно  было  выводить  без  поводка  и  даже  в  театр.

    В  карьере произошли  подвижки.  Благодаря  Ефиму  Петро-вичу  Гешефтмахеру  «Блик»  благополучно  перекочевал  из  подвешенного  кооперативного  состояния  в  МЧП.  Далее  Ефим  Петрович  открыл  телеканал  со  студией  «Блик  ТВ».  Руководить  старым  «Бликом»  поручил  Редуктору.  Матвей  Григорьевич  неожиданно  заартачился.  Не  желал  быть  дирек-тором.  Только  генеральным.  Ефим  Петрович  мгновенно  сог-ласился  на  выдвинутые  условия.  Генеральный  или  просто,  но  директор  «Блика»  был  полный  зиц.  Командовал  конто-рой  по-прежнему  Гешефтмахер.  Однако,  с  высокой  должнос-тью  в  редукторе  проснулись  его  лучшие  общественно-беспо-лезные  качества,  долго  дремавшие  без  употребления.  Пенил-ся,  чадил,  бегал.  «Блик»-единственная    в  области  МЧП,  имеющая  регулярно  выходящую  стенгазету.  Работал  на  из-нос,  пропустил  смерть  тестя,  чуть  не  опоздал  на  похороны.  Ничего  лучшего  не  нашёл,  что  сказать  над  гробом,  кроме  как:

    - С  этим  он  поторопился.

    При  распаде  Союза  неожиданно  выяснилось,  что  страна  кишмя  кишит  детьми  разных  народов,  которые  терпеть  друг-друга  не  могут.  Каждый  заявил  о неотъемлемом  праве  на  самоопределение,  самоотделение  и  шматочок  сала.  Все требовали  отдельную  квартиру,  обещанную  ещё  Горбачовым.  Лучше  всех  в этом  положении  чувствовали  себя  монголы  со  своими  двумя  городами  и  остальными  юртами.  Монголия,  как  была  независимой,  так  и  осталась,  потому  что от  неё  ничего  не  зависело.  Дольше  всех  крепились  аиды,  загадоч-но  улыбались,  но  и  они  не  выдержали.

    Бредятинск  поделили  русские  с  украинцами.  Одним  доста-лась  большая  половина,  другим — остатки  от  той  части.  Административно-географически  город украинский,  но  насе-ление,  в  основном, русское.  Потом  вмешались  кубанцы, ко-торых  оказалось  великое  множество.  Их  положение  очень  не  завидное.  Потомки  сечевых  запорожцев,  охранявшие  рус-ские  пределы  от  супостата,  с  тем супостатом  породнившие-ся.  Изъясняются  на  русско-украинском  суржике.  Кубанцы  долго  переживали,  бегали  слева  направо  и  назад.  Запыха-лись,  плюнули, выбрали  себе  кошевого  и  походного  атама-нов  и  хапнули  своё  от  территории.  Теперь  в  городском  собрании  можно  интриговать  не  только  по  злобе,  личной  мерзопакосности,  политическому  окрасу,  но  и  национальной  почве.  Мы  не  могли  остаться  в  стороне  от  святого  дела!  В  центре  Бредятинска  на  стыке  разноцветных  интересов  поя-вилась  новая  точка  приложения  сил — Еврейское  общество.  С  синагогой,  отделением  Сохнута,  кошерным  рестораном.  Всё  в  одном  трёхэтажном  особнячке,  который  выбил  у  горо-да,  привёл  в  элегантно-элитное  состояние широко  известный  в  узких  кругах  местной  общественности  Ефим  Петрович  Ге-шефтмахер.  Благодетель  и  радетель  стал  первым,  единствен-ным  и  пожизненным  председателем  и  светским  пастырем  еврейского  поголовья,  какое  есть  в  местных  палестинах.  Из  Израиля  выписал  реббе.  Приехал  какой-то  алемехел,  но  с  бородой.  Своим  заместителем  безальтернативный  председате-ль  единогласно  выбрал  Редуктора.  Матвей  Григорьевич  сра-зу  вытребовал  себе  приставку  «первый»  и  кабинет.  Фиме  заниматься  всякими  глупостями  недосуг.  Под  крышей  обще-ства — общественной  организации  проворачивает  свои  дела.  Его  участие  заключалось  в  подписании  нужных  бумаг  и  вы-делении  необходимых  сумм.  Редуктор  с  приставкой  мог  ре-звиться  и  бесчинствовать  в  своё  полное  удовольствие,  что  и  делал.  Правды  ради  надо  заметить,  что  вреда  он  не  прино-сил,  как  и  пользы.  В  случае  необходимости  закупки  для  какого-нибудь  вечера  лёгкого  угощения  и  напитков,  Редуктор  поднимал  вулканический  хипес  с  шухером  так  из-вергался  лозунгами,  ставя  город  на  уши,  что  представители  прочих  национальностей  просто  мёрли  от  зависти,  мечтая  о  таком  лидере,  как  у  жидов.  Кроме  зависти  никаких  резуль-татов  не  было.  За  два  часа  до  события  зал  не  готов,  столы  не расставлены, напитки и угощение не куплены. Мероприятие  находится  под  угрозой  срыва.   Оставалось  кидаться  к  Ефи-му  Петровичу  и  рыдать  в  желетку,  что  Редуктор  регулярно  и  делал.  Фима  смотрел  на  родственника  ласковыми  глазами,  поднимал  телефонную  трубку.  Моментально  всё  приходило  в  движение.  Расставлялись  столы,  появлялись  напитки, пи-рожные  с  заварным  кремом,  на  сцене  устраивались  музыка-нты.  Знаменитое  еврейское  трио — Мыкола  Васыльевич  Пе-тренко,  Васыль  Мыколаевич  Кавун,  Володымир  Богданович  Левада.  Аккордеон,  скрипка,  ударные.  В  таком  составе  зак-лятые  евреи  играли  всё,  что  душе  угодно.  Свадьбы,  похоро-ны,  проводы  в  армию  и  Первый  концерт  для  фортепьяно  с  оркестром Чайковского. Иногда Ефим Петрович не выдержи-вал.

    -  Матвей,  когда  тебя  делали  в  спальню  родителей  кто-то  постучал?

    Уйдя  с  головой  и  остальными  частями  тела  в  организа-цию  национального досуга  в  отдельно  взятом  помещении,  Редуктор  пропустил  весьма  важное  событие.  Во  время отды-ха  на  экзотическом  острове  за  окраиной  океана,  трагически  сгинул  Ржавый.  В  миру  Константин  Рыжов — безработный.  Без  разрешения  которого  в  Бредятинске  воробьи  боялись  чирикать,  а  мэр  города — мявкать.  Известен  вопиющий  слу-чай,  когда  предыдущий  мэр,  решив  побезобразничать принял  самостоятельное  решение.  На  следующий  день  в  его  каби-нет  ворвался плотный  крепыш  без  всякого  доклада.  Пнув  по  дороге  кресло, заинтересованно  спросил:

    - Ты  на  самом  деле  такой  дурак  или  прикидываешься  мэром? 

    Хозяин  кабинета  офонарел,  однако  отреагировал  момента-льно.  Мэрское  достоинство  не  позволяет  ему  вступать  в  ба-зарную  полемику  с  каким-то  посетителем.  По  телефону  связался  с  начальником  милиции,  что  находится  по  соседс-тву.  Полковник  немедленно  заявил,  что  особая  группа  спе-шит  на  помощь  и в  городе  введён  комендантский  час.

    Бредятинску  по  штату  не  положено  спецподразделений,  а  жизнь  требует.  Поэтому  в  горотделе  отобрали  десяток  гро-мил  совершенно  безобразного  вида  из взвода  патрульно-пос-товой  службы.  Обрядили  в  списанные  спасательные  жилеты  прогулочного  катера  «Пион».  На  головы  одели  старые  пожа-рные  каски.  Кому  не  хватило  по  голове — получили  строи-тельный  вариант.  Выдали  автоматы.  При  этом  предупреди-ли,  чтобы  не  баловали   и  не  увлекались. Всё,  что  есть  в  магазинах — весь  боезапас  городского  милицейского  гарнизо-на на  вчера  и  завтра,  минуя  сегодня.  В  экстремальных  слу-чаях лучше  дуть  в  свисток.  Получившиеся  обозвали  особой  группой. Это  самое  главный  силовик  Бредянска  бросил  на  спасение  директора  города.

    Известие,  что  сейчас  сюда  ворвётся  свора  бредятинских  рембо,  на  хулигана  не  произвело  никакого  впечатления.

    - Скажи  Петровичу,  что  Ржавый  забежал.

    Видимо  хозяин  кабинета  был,  действительно,  мэром  и  не  прикидывался. Простодушно  сообщил  главному  милиционе-ру,  кто  к  нам  зашёл  на  огонёк. Тут  же  услышал,  как  полко-вник  заорал  мимо  трубки.

    - Мищенко,  едрён  батон,  куды?!  Вернуть  особую  группу,  разбарикодировать окна  и  двери,  отберите  у  Петрова  писто-лет!-в  трубку  доложил,  что  всё  путём и  в  городе  наши.  По-сле  чего  дал  отбой.

    - Нет,  ты  и  в  правду  того,..-сказал  успокоившись  Рыжий. - Я  тебя  увольняю.

    И  уволил,  как  не  оправдавшего  доверие.  Назначил  всена-родными  выборами нового  городского  голову,  который  все  мэрские  дела  проворачивал  только  с ободрения  их  безработ-ным  жителем  и  почётным  гражданином  Бредятинска  Рыжо-вым  К.  И.  Беда  заключалась  в  том,  что  неожиданно   почив  в  бозе,  даже для  себя,  Ржавый  не  озаботился  наследником.  Хата  осталась  без  пахана.  Теперь  вотчину  покойного  рвало  алчное  племя  самозванцев.

     Чуть-чуть  вникай  в  дела  фирмы,  а  не  руководи  ею,  Реду-ктор  мог  знать,  что    его  троюродный  брат  и  господин  Ры-жов  друзья  не  разлей  водой ещё  с  детсадовского  возраста.  Поэтому  Ефим  Петрович  поимел  возможность стать  таким  крупным  бизнесменом  в  мелких  размерах  Бредятинска.

    В  один  из  деньков  в  кабинет  генерального  директора  во-шёл  тихий,  спокойный,  вежливый  посетитель.  Предложил  фирме  «Блик»  полную  страховую  полису, исключая разве  что  извержение  вулкана  Этна.  Стоит  вся  музычка  всего десять  процентов  ежемесячных  доходов,  что  весьма  по-божески.  Ге-неральный директор  очень  поверхностно  отнёсся  к  предложе-нию  и  посетителю.  Спешил в  общество  пенится  и  фонтани-ровать.  Назревал  чиряк  очередного  мероприятия.  Предвку-шая  любимую  оргработу  среди  там,  сказал,  что  времени  у  него  нет,  в охране  никто  не  нуждается  и,  если  повестка  дня  исчерпана,  то...  Оказалось нет.  О  чём  посетитель,  не  сооб-щил.  Вежливо  попрощался  и  вышел.

    Всему  городу  известно,  что  «Бликом»  владеет  Фима  Геше-фтмахер,  а  Прибамбас — швейцар  церковно-прихордской  ба-ни.  Редуктор  приложил  максимум усилий,  чтобы  убедить  местную  общественность  в  неправильном  понимании вопро-са  последней.  Где  только  можно,  но  больше,  где  нельзя  ак-тивно  декларировал  себя  главой  фирмы.  Ефим  Петрович  то-лько  посмеивался,  глядя  на жалкие  потуги.  Он  знает,  кто  в  доме  хозяин  и чего стоит  фанфаронство.  По всему  городу  ва-ляются  красивые, с золотым обрезом  визитные  карточки  Реду- ктора.  Попали  они  и  в  единственное  культурное  заведение  города — платный туалет  на  автостанции.  Пользоваться  ими  попробовали  из-за  отсутствия  пипифакса.  Потребитель  визи-тные  карточки  не  одобрил.  Оказались  не  достаточного фор-мата,  жёсткие,  причиняли  неприятные  ощущения  филейным  частям  тела, следовательно,  вредными  для  народного  здоро-вья.

    Домой  Матвей  Григорьевич  возвращался  в  весьма  припод-нятом  настроении. В  обществе,  как-то  незаметно  прочёл  че-тырём  собравшимся  лекцию  о  текущем  моменте.  Правда,  половина  собравшихся  пришла  по  другому  поводу.  Забились  в  тёмный  угол  и  целовались.  Остальные  были  далеко  за  пе-нсионного возраста  и  вопросы  секса  их  давно  не  волновали,  как  и  текущий  момент. Волновало более материальное.  После  окончания  основной  части  публика  могла спрашивать.  И  сп-росила.  Интересовало,  когда  будут  выдавать  очередные  про-довольственные  пайки,  потому  как  выданная  с  полуторагоди-чным  опозданием пенсия  кончилась  восемь  месяцев  назад,  а  кушать  хочется  всегда.  Сейчас — особенно.

    У  самого  подъезда  дома  на  Редуктора  набросились  три  тени.  Били  не  то, чтобы  сильно,  но  назидательно.  Теперь  повестка  дня  исчерпана  полностью. Результатом  её  стали  как-то:  нос  разбитый  до  верблюжачих  размеров,  губы, напо-минающие  две  разваренные  сосиски.  Глаза  не  напоминали  ничего.  Их просто  не  было.  Вся  морда  стала  лирического,  как  летний закат,  ультрамариноволилового  цвета.  Сверх  уси-лием  воли  Матвей  Григорьевич  дополз  до  двери  и  рухнул  к  ногам  жены. Всю  ночь  Редуктор,  обложенный  компрессами  и  примочками  со  льдом  из холодильника,  стонал.  Переживал  не  столько  физическую  боль,  сколько  моральные  муки.  Жен-щины  в  это  время  совещались  Иногда  Циля  Фроимовна  не выдерживала.  Когда  в  стонах  Редуктор  добирался  до  апогея  и  брал  верхнее ля  фальцетом,  вовсе  не  похожим  на  белька-нто,  она  кричала.

    - Геник!  Так  и  дай  нам  и  себе  спокой!  Ты  мужчина  или  шо?  Нам  надо обсудить  твоё  положение  и  наше  несчастье.  Ай,  заткнись!

    Утром  стонать  надоело  самому.  В  рухнувшей  вдруг  тиши-не  его  поставили в  известность,  что  жить  с  ним  тут  невоз-можно.  Надо  ехать.  Может  там  жить  с  ним  будет  просто  невыносимо,  но  попробовать  надо.

    - В  Австралию!-мгновенно  согласился  Редуктор.

    - И  шо?-  поинтересовалась  Циля  Фроимовна.

    - Там  мама  с  Додиком.

    - И  они  нас  прокормят?-тёщиному  любопытству  не  было  предела.

    - В  Израиль! - жёстко  прервала  полемику  Нелли.

     Неожиданно  Редуктор  обрадовался  принятому  решению.  Ликовать  общественной  натуре  его  в  одиночку  было  нев-моготу.  Отправился  к  Гешефтмахеру  поделиться  сразу  радос-тью  и  болью.              

    Ефим  Петрович  за  столом  занимался  бумагами.  Увидев  Редуктора  во  всей лиловоультрамариновой  красе,  поднял  брови.

    - Очередные  происки  антисемитов? 

    Матвей  Григорьевич  тут  же  согласился  и  поведал,  как  доблестно  держал оборону.  Гешефтмахер  по  мере  героичес-кого  доклада  мрачнел  всё  больше.  На десятом  убитом  юдо-фобе  прервал  поступательное  движение  трупов.

    - Как  он  выглядел?

    - Какой  из  нападавших?

    - Посетитель.

    Редуктор  пожал  плечами.

    - Ничего  особенного...

    - Угу,..- задумчиво  ответил  Ефим  Петрович.  Всё  это  очень  не  кстати.  Как раз  сейчас  Гешефтмахер  получил  с  семьёй  российское  подданство  и  пристроился  к  той  самой  нефти  там  же.  Всё  хотелось  бы  сделать  тихо,  без  разборок. В  двух  словах,  не  касаясь  личного,  Ефим  Петрович  объяснил  о  каких  происках  идёт  речь.

    - Я  пострадал  из-за  тебя!-вскричал  много  лет,  как  выше-дший  из  себя  Матвей  Григорьевич. - Ты  мой  брат!..

    Дальше  шла  обычная  высокопарная  охинея,  но  уже  на  родственную  тему. Ефим  Петрович  морщился.  Сейчас,  когда  надо  собраться,  быстренько  оценить ситуацию,  принять  экс-тренные  меры,  вынужден  слушать  Редуктора.

    - Всё!  Ты  прав.  Я — говно.  Хочешь  компенсацию?

    Конечно,  Матрвей  Григорьевич  хотел  репараций  и  контри-буций.  Гешефтмахер  тут  же  предложил  половину  «Блика».  На  большее  не  поднимается  рука. Последнее  время  те,  кто  могут,  ездят  во  всякие  сервисные  заграницы.  Кто  не может — никуда  не  ездит.  Во  всяком  случае  в  Бредятинск — точ-но.  Поэтому фотографическая  фирма  приносит  одни  убытки.  Ими  Ефим  Петрович  готов поделиться.  Всё  равно  в  ближай-шем  будущем   фирма  намечается  к  ликвидации.  Редуктор  не  хочет  половину  убытков.

    - Я  уезжаю  в  Израиль.

    - В  самом  деле?

    - Да!

    - Поздравляю.  Просто  небывалая  пруха!

    - Кому?

    - Израилю,  конечно,- Гешефтмахер  понял,  что  в  связи  с  отъездными  обстоятельствами  Редуктор  потребует  настоящих  денег.  Всё-таки  родственники. Много  лет  вместе.  Не  дать  нельзя.  Ефим  подсчитывал,  сколько  стоит  битый  пуным  Редуктора  в  долларах,  чтобы  не  фраернуться.

    - Дай  мне  характеристику.

    - Что? - не  понял  занятый  визуальным  измерением  конвер-тируемой  морды родственника  Гешефтмахер.

    - Я  твой  первый  заместитель  в  обществе,  веду  огромную  работу...

    - Да,  конечно.

    Через  четверть  часа  Редуктор  был  обладателем  пяти  стра-ниц,  отпечатанных на  компьютере  мелким  текстом  и  одной  почётной  грамоты.  Прочёл  содержание,  и  чуть  не  просле-зился  такой  он  оказался  цимус  мид  компот.  Почётная гра-мота  представляет  собой  обычный,  много  лет  назад  устано-вленный  для  таких  случаев  бланк.  Кучу  такой  макулатуры  Ефим  Петрович  обнаружил,  снимая  под  офис  бывший  Дом  Санитарного  Просвещения.  Почему-то  не  выбросил.  Сейчас  пригодились.  В  левом  верхнем  углу  листа  вечно  лысый  с  характерным  прищуром  профиль.  Из-за него  выдвигаются  плотины,  линии  электропередач,  поезда,  зерноуборочные комбайны,  запутавшийся  в  снопах  атомный  ледокол  «Ле-нин»,  самолёты  и искусственный  спутник  земли.  Чтобы  бы-ло  понятно,  куда  это  всё  валится, стоит  пояснительная  на-дпись — Мы  придём  к  победе  коммунистического  труда!  Придём  или  нет,  а  ниже  значится:  Редуктору  Матвею  Григо-риевичу  за неоценимый  вклад  в  дело  дружбы  еврейского  на-рода  среди  себя  и  в связи с отъездом в государство  Израиль.»  Дата  и  место  выдачи.  Две  подписи.  Гешефтмахера,  скретаря  и  секспартнёрши  Свиристелкиной,  технически  выполнившей  документ.  Печати  фирм  «Блик»,  «Блик  ТВ»,  Еврейского  об-щества  Бредятинска,  не  существующего  Дома  Санитарного  Просвещения и  почему-то  с  треугольным  штампом  в/ч  №131518.  В  комплексе  грамота  выглядела  очень  угрожающе  и  весьма  убедительно.

    Окрылённый  успехом,  Редуктор  схватил  жену,  самостояте-льно  освоившую иврит,  и  отправился  в  синагогу.  От  ребе  при  ней  он  потребовал  характеристику.  То,  что  это  миктав  амлаца  служитель  культа  и  знаток  Торы  понял  сразу.  Не  ясно  для  чего  и  к  кому?  Часа  три  ушло  на  решение — ко  всему  Израилю.  Ребе  нацарапал  несколько  слов  на  иврите.  Смысл  их  сводился  к  следующему:  Редуктор  Матвей  сын  Григория — еврей,  раз  в  неделю  посещал  синагогу  города  Бредятинска.  У  ребе  и  синагоги  печати  нет.  Поэтому  реко-мендательное  письмо  сильно  уступало  почётной  грамоте.

    Заручившись  такими  бумагами,  Редуктор  посчитал  подго-товку  к  отъезду законченной.  Улёгся  на  диван,  предоставив  женщинам  заниматься  мелочами. К  ним  относились:  получе-ние  разрешения  выезда  из  Украины  на  ПМЖ,  разрешение  на  въезд  в  государство  Израиль  с  теми  же  целями.  Оформ-ление  прочих  документов,  реализация  недвижимости,  конце-нтрация  выслуги  лет  на продскладе  покойного  Льва  Соломо-новича  и  длительный  трудовой  стаж  самой Цили  Фроимов-ны  в  «Погребке».  Авторы  шутки  о  миллионах  Францевны  были очень  не  далеки  от  истины.  Истина  спрятана  в  таком  надёжном  месте,  что Циля  Фроимовна  неделю  вспоминала,  где  зарыта  карта  бухты  Ак-Бурун  с  заветным  крестиком.  А  Редуктор  мечтал.  Мечтал,  как  приедет  в  Израиль,  предъявит характеристики  и...

    И  по  нему  два  раза  прошлись  и  один  потоптались.  При-шлось  просыпаться, вставать  с  пляжного  аксесуара.  Каши  с  женой  дома  нет.  Тёща  с  сестрой  продолжают  прерванный  сном  разговор.  Дочь  смотрит  телевизор.  Редуктор взял зуб-ную  щётку  и  поплёлся  умываться.  За  неплотно  задёрнутой  занавеской под душем  плещется  жена.  Появляется  то  плот-ная,  круглая  ягодица,  блестящая  от воды,  то  высокая,  строй-ная  нога.  Редуктора  посетили  отнюдь  не  сионисткие жела-ния.  Наскоро  покончив  с  зубами,  с  грацией  бегемота  полез  в  душевую кабинку.  Моментально  схлопотал  мокрую  оплеу-ху.  Отлетел  по  скользкому полу  к  двери.  Мати  Редуктора  Израиль  принял.  Шалом  состоялся.