Михаил В. Гольд

Михаил В. Гольд.

СВОБОДНАЯ ГАВАНЬ

Бывшие еврейские местечки, ныне города областного подчи-нения и где-то райцентры. Крыжополи, ямполи, тимашполи, бердичевы, эти запердожополи. В вас ещё жив аидише дух, нес-мотря на то, что вы пережили. Погромы, революции, войны, ку-льт личности, волюнтаризм. Как вас не тыкали типовыми пятиэ-тажками, не насиловали гигантами индустрии — заводиками Министерства местной промышленности, вы сжимались до раз-мера района, нескольких улиц, но дух свой сохранили.

- Шо вы знаете! Помните Моню Шляпника? На том пароходе, шо затонул прямо посередине океана, он, таки да, доехал до той Америки. Ай, бросьте! Рива Шмаровоз имела от него письмо. Ну и шо? Подумаешь давно, ишо до войны. Я вам говорю — он там большой человек, да! У Мони три фабрики и шьют исклю-чительно штаны. Почему одни? Много штанов. Моня был такой засранец... Так, я вам желаю, шоб мы так жили, как тот Моня Шляпник.

Дети этих городков мечтали вырваться из затхлой провинциа-льности на простор промышленных мегаполисов и столиц. Уво-зили с собой неистребиный дух еврейского местечка, его упорс-тво и трудолюбие. Пределом мечта ний были Кишенёв и Винни-ца. Сделав жизнь, достигнув вершин, обласканные судьбой и властью, тоскуют, приезжают погостить, хранят в сердце ту са-мую провинциальность с её культурой, манерами, понятиями добра и зла, философией. Всем тем, что потом назовут иностра-нным словом менталитет. Лето 1973 года выдалось на редкость жарким даже для этих мест. Городок страдал от пыли, вода в Днестре стала охристой из-за обилия песка. Зелень стоит поник-шей и пыльной. Собаки ленятся лаять.

В один из томных вечеров, когда люди, откушав холодного свекольника, готовились к приятному времяпрепровождению, кто как, что-то неуловимо изменилось на улице Второй Продо-льной. Нет, всё, как обычно. Тишина, пыль, штакетники, густая зелень и «волга» профессора Брандспойта, приехавшего прове-дать родителей. Строго по центру проезжей части шёл Эдик Бейлин в летней форме моряка торгового флота. Солнце послед-ними лучами касалось двух с половиной нашивок второго штур-мана на чёрных погончиках. Брюки и рубашка светло песочного

сидят с шикарной долей небрежности Глаза закрывают умопом-рачительно модные, заграничные, светозащитные очки формы «капля». В руке натуральной кожи чемодан с ремнями. Тоже оттуда. Наполнен настолько, чтобы не казаться пустым и не бы-ть набитым. Даже забияке и бабнику дворовому коту Цурысу понятно, что в нашем заштатном городишке, от которого до романтики два лаптя по карте, появился настоящий морской во-лк. Тихую улочку захлестнуло крепким рассолом океанской зы-би. Пиратские капитаны шли форденвинд, марсовые каравелы Колумба выглядывали землю. Запахло трубочным голландским табаком, ямайским ромом и английским элем. Вставали пальмы Флориды, небоскрёбы Манхетена, лондонские доки и гамбургс-кий район Сан-Паули. Где-то в этих райских кущах под баоба-бом шил себе штаны большой засранец Моня Шляпник. Непо-нятно почему, но граждане сей момент почувствовали томление духа и волнение крови. Тишайший, незаметнейший бухгалтер кинопроката, проживающий с мамой Аарончик Пельц ощутил непреодолимое желание стрельнуть из дуэльного пистолета и запустить солёным, крепким словом. Пистолета, слава Богу, под рукой не оказалось, а слово, пожалуйста. При чём такое, которо-го не знало восе мь поколений рода Пельц. Лингвистическая но-винка привела маму с заклине нным напрочь в открытом поло-жении ртом и вылезшими из орбит до того рта глазами на диван. Аарончик испугался на всю оставшуюся жизнь, но пять с поло-виной секунд побыл отчаянным флибустьером.

В доме Бейлиных тут же вспыхнул праздник малоуправляе-мым фейерверком Мама обошла ближайших соседей, папа об-звонил дальних родственников Новость распространялась со скоростью урагана «Керри» без штормового предупреждения. Ближайшие соседи оказались, аж, с Красноармейского спуска. Последний дальний родственник мог установить степень родс-тва с Бейлины ми только при помощи логарифмической линей-ки. За широким столом места хватило всем. Поздравляли роди-телей с возвращением ребёнка в отчий дом, поздравляли сына с живыми до сих пор родителями. Делали всё настолько старате-льно и неоднократно, что в мгновение ока кончились бренди «Наполеон» и «Метакса». Перешли к отечественным напиткам. Менее ароматным с букетом сырого веника, но более действен-ным. К началу второго часа торже ства офицер понял — коллек-тив сложился авторитетный. Чести флота ронять никак нельзя. Его уже легонько водит, словно брандвахту Алёши Зильберско го в полный штиль на якорях. Моряк собрал волю в кулак. С ди-станции сошёл таксист Леон Гонопольский. Бранспойт лежит поломанный у дивана. Слабы тягаться с плавсоставом. Место во главе оппонентов занял Иосиф Соловейчик. Родители смотрели на сына удивлённо с долей мистического ужаса. Отступать шту-рману некуда. За ним — весь советский флот. Бабушка Роза мо- ментально и безоговорочно приняла сторону любимого внука. Проведя жизнь с рождения и до замужества не столько в Фео-досии, сколько на её набережной, прекрасно помнила знойных итальянских шкиперов и гордых английских капитанов. Отно-шение к происходящему выразила просто.

- Или я не люблю моряков?- и опрокинула рюмочку домаш-ней вишнёвки.

Иоська Соловейчик — человек бывалый, тренированный и достойный противник. Носит почётное наименование — Руко-водитель Крышки Гроба. Трудится на скорбной ниве. Директо-ром местного комбината благоустройства. Знакомым, волею судьбы ставшим его клиентами обещает все прелести своего ремесла.

- Я устрою вам такие похороны — Канский фестиваль с его красной дорожкой померкнет. Вы их запомните лучше собствен-ной свадьбы.

Иося вошёл в историю нашего городка при следующих обсто-ятельствах. Разжился в Житомире довольно большим количест-вом делового экспортного леса. На элитные дрова моментально нашёлся клиент в районе. Оставалось перегнать мазовскую фуру по назначению, и гешефт готов в чистом виде. С грузом Солове-йчик отправился персонально. Всё шло чудненько, как вдруг во чистом поле, на трассе, взялся одиноко пасущийся гаишник при белой портупее. У Иоськи сделалось нехорошо внут ри и моче-вой пузырь потребовал остановки. То же самое, судя по действи-ям, хотел гаишник от транспортного средства. Водитель — хо-хол, наследственный антисемит на генном уровне, гаденько улы-баясь, подал к обочине. Сержант проверил документы водителя и техническое состояние машины. На три рубля уже наработал. Задал роковой вопрос.

- Чего везём?

Хохол праздновал победу. Соловейчику мерещился скорый «в особо крупных» и далёкий лесоповал. На ватных ногах выпал из кабины в объятия милиционера. От страха брякнул.

- Гробовой материал.

Гаишник напряг свои умственные способности и тупо уста-вился в лицо Соловейчика, даже не взглянув на бумаги. Морда выражала полную гамму чувств от взбунтовавшегося мочевого пузыря, до лесоповала общего режима. - Проезжайте,- сержант так и не постиг потусторонней тайны гробового ма териала.

Когда опасность миновала, мстительный Иоська заявил:

- Я тебя уволю, сволочь.

- Права не имеете. Я — парторг гаража.

- Из партии тоже. Кто член горкома?

В два часа ночи пара альпинистов штурмует Красноармейс-кий спуск. Горизонт колеблется. По-братски обнявшись, стремя-тся к пику — калитке дома Гонопольского.

- Леончик не волнуйся. Я тебя прошу. Похороны организую — Черчиль не имел таких. Венки, машина, место в почётном секторе. А музычка! Цимес! Пальчики оближешь. Есть шикар-ный скрипач. Он у меня стучит на барабане. Пианист из ресто-рана «Днестр» такую сурдинку на трубе дует — три дня в слезах ходить будешь. Памятник чёрного житомирского мрамора,- Со-ловейчик тает от любви к Леону.

- У меня кто-то умер?- Гонопольский весь любознательно-сть.

- А за что мы пили? - вполне логично поинтересовался Иось-ка. - У Бейлиных...

- Вэйзмир! Бабушка Роза! Какой человек была, какой чело-век!..- Соловейчик готов пустить пьяную слезу.

- Не-е... Бабушка Роза меня сегодня обругала. Она живая... очень,..- с трудом вспомнил Леон.

- Сын в отпуск приехал... Эдик, кажется.

- Да? Дай Бог ему здоровья! - согласился Иоська и со знанием дела добавил - Мёртвые в отпуска не ездят.

Эдик первый и пока единственный наш человек из городка с такой мужественной профессией. Побывал там и видел всё свои-ми глазами. Среди тут то же есть мужественные люди бывавшие там, но на танках, когда всё было в дыму. Все остальные смот-рят на туда глазами Валентина Зорина с «Между народной пано-рамой» и «Клубом кинопутешествий». Общественность интере совало многое. В основном, как там с этим делом? С тем тоже. Штурман в меру своих возможностей удовлетворял людскую жажду знаний. Даже Арнольд Кахер не удержался. За плюгаво-сть фигуры и мелкость душонки земляки зовут его Нолём Каке-ром. После окончания кишенёвского университета преподаёт в молдавской сельской школе русский язык и литературу, а так же биологию, физику и физкультуру. В той же деревне Какер обще-ство «Знание». Читает землякам лекции по самому широкому спектру тем. Учится в университете марксизма-ленинизма при райкоме компартии всё той же Молдавии, осваиваясь с марксис-тко-ленинской эстетикой. Ноля интересует много вопросов, но основной, - когда тамошний пролетариат возьмёт власть в свои мозолистые руки? И наконец там настанет счастливая жизнь на сто рублей в месяц. Точных сроков Эдик не знает. И в интимные дела итальянских коммунистов не вмешивается, хотя является коллективным членом обществ дружбы между народами «СССР -Италия» и «СССР-Канада». Штурман охотно публиковал слу-чаи из профессиональной жизни. Их слушали гораздо охотней, чем постулаты из марксистко-ленинской эстетики. Есть особый род устного народного творчества, именуемый — морская тра-вля. Это не былины или летописи. Фактический материал пере-данный литературным языком. Травят и очень красиво все море-ходы вне зависимости от стажа плавания. Некоторые рассказы Эдика сохранил в своих записях собиратель городской старины и рухляди, редактор, звукорежиссёр и диктор (он не выговарива-ет сразу три гласные, а о согласных и говорить нечего) городс-кого радиоузла Моисей Липкин. Их почему-то он считает город-ским фольклёром.

Рассказ первый. Услышан Липкиным в застолье по случаю дня рождения Доры Рубинчик.

После училища отдел кадров запихнул меня на «Кагул» тре-тьим помощником. Радовало, что я сразу перешагнул должность четвёртого штурмана. На такой малявке он не предусмотрен штатным распиванием. «Кагул» - теплоход дедвейтом 1000 тонн бегал между портами Чёрного, Азовского морей на Турцию, Гре-цию. Постройки сразу послевоенной, когда любая регистровая тонна была на вес золота. Допотопная система управления, вну-трисудовой связи, навигационного вооружения. Экипаж состоит из выпускников мореходных училищ и школ, щедро разбавлен-ный погоревшими мореходами. Старпом на зывает судно Тысяча И Одно Горе или Дитём Разрухи. Сам отбывает свой погар. Два

года назад, командуя крупнотоннажным судном, высадил его на камни у югославской Масленицы. Обычно за такие художества капитану летит срок или, в лучшем случае, лишение диплома и увольнение с флота Наверное, связи у нашего чифа крепче шва-ртов, потому что всего попал с понижением на Тысяча И Одно Горе старшим штурманом. Командует Дитём Разрухи Эрмлер Лев Наумович. С капитаном тоже не повезло. Мелковатый, не-презентабельный с тихим голосом. Свою каюту превратил в бо-танический уголок. В деревянных длинных ящиках капитан вы-ращивает зелёный лук с редиской. Всюду горшки, горшочки с растениями. Плодами плантации Эрмлер подчует кают-компа-нию. Когда выдаётся обильный урожай, то перепадает и столо-вой команды. Заходя на мостик, на минуту зависает ногой над комингсом. Будто размышляет, заходить или ну его на фиг. Вхо-дить — командовать надо, ну его на фиг — тоже нельзя. Коман-ды подаёт таким голосом и тоном, словно просит или извиняет-ся. А я мечтал о больших судах, дальних плечах. Курсантом ходил плавательную практику на знаменитом барке «Товарищ». Весь первый рейс я мучился извечным русским вопросом — Что делать? И поставил на себе большой крест.

Рейс в декабря 1968 года необычен для «Кагула». Вместо Из-мира или Пирея идём на Италию. Экипаж не скрывает бурной радости по поводу шикар ной отоварки. В Маргере взяли на Ильичёвск семьсот тонн какой-то химии в железных бочках. Эта химическая гадость имеет одно преприятнейшее свойст во — воспламеняться от простого чиханья. Приказом капитана по суд-ну объявлен огневой режим. Курить разрешалось на мостике, в машине и в специаль но отведённом помещении. Специально отводилась столовая команды. Она же клуб. Там забивают «коз-ла», есть нарды, поломанный баян и крутят кино экипажу. Тому самому, которому на переходе Маргера - Иличёвск к окладу прибавляют десять процентов, как на танкерах. На флоте их лю-бовно называют «гробовыми».

31 декабря заступил на вахту в 20.00. Второй штурман сме-нит меня ровно в 0.00. следующего года. Определяюсь по радио-маякам, наношу точку на карту. Возвращаюсь в темноту рулевой рубки. Таинственным светом путеводной звезды подсвечена кар-тушка репитера гирокампаса. Глухой силуэт рулевого легко пе-ребирает рогатки штурвала, удерживая судно на заданном курсе. Становлюсь к иллюминатору. Тихо жужжит стеклоочиститель. Молодому штурма ну всегда дают в вахтенную бригаду опытно-го матроса. Со мной вахтит Петренко — сорокалетний многоде-тный отец из Кирилловки. Разговорчив рулевой ужасно. За четы-ре часа может сказать два слова и одно междометие кроме обя-зательного регламента переговоров.

Чапаем десять узлов в час. Клюём носом в килевой качке на волне в два балла. Ветер, дождь. На горизонте всполохи далёких молний. Видимость - два, два с половиной кабельтова. Хреновая видимость. Внизу готовятся к встрече Нового Года. В 23.30. сво-бодные от вахт соберутся во всё той же столовой команды вок-руг искусственной итальянской ёлочки, пахнущей капроном и не настоящей карамелькой. Час назад вышли из Адриатики. Пялю-сь в темноту. Настроение далеко не праздничное. По судну цир-кулируют уупорные слухи, что после рейса "Кагул" чтановится

в завод на ремонт. Во всяком случае мастер не сообщил второму помощнику под какой груз мы идём. Обычно, как просветил меня четвёртый механик, происходит это в Керчи. Эрмлер живёт в Феодосии. В Феодосии завода нет, но у мастера есть «волга». Шесть месяцев или больше будет дома. Утром приезжать, вече-ром уезжать. Экипаж переполовинят. Кого отправят в отпуска, кого —пропивать отгулы. Кого-то, по мере надобности, прист-роят на другие суда. Сердце подсказывает — еврейское счастье улыбнётся мне со всей иронией свойственной нашей национа-льности. Торчать мне на девяносто процентов оклада в малень-ком, пыльном городишке на стареньком судне, разбомблённом пьяными руками местных судоремонтников. Привязанном куда подальше, чтобы не мозолило глаза. Питаться на талоны в торг-мортрансовской столовой, мыться в бане и читать книжки из городской библиотеки. Я так окунулся в радужные перспективы, что не заметил вошедшего в рубку радиста.

- Эдуард Борисович, SOS.

Танкер «Ачимчири» Министерства рыбного хозяйства СССР, объединение «Атлантика» следовал для снабжения рыбодобыва-ющих судов в средней Атлантике, имея на борту пять тысяч тонн ГСМ. Молния ударила в один из носовых танков. Произо-шёл пожар и взрыв. Далее — цепная реакция. От высокой тем-пературы начали рваться и гореть другие танки. Судно легло на правый борт Из образовавшихся пробоин нефтепродукты выте-кают в море. Экипаж покинул судно. Есть раненые.

Чёрт, на танкерах есть противогрозовая защита. Или «Ачим-чири» такая же развалюха, как наш «Кагул». Сейчас не до за-щиты на танкерах и нормальных судов. Кидаюсь в штурман-скую. Наношу координаты места бедствия на карту. Совсем рядом. Возвращаюсь в рулевую. Наш теплоход не то судно, где обычная телефонная связь. Переговорные трубы модели «Эй, на барже». Табличек не вижу. Ещё начальник рации стал в дверном проёме. Загораживает свет. Действую методом научного тыка или учёной обе зьяны. Тэк-с, эта — в машинное отделение, Эта — к старпому, эта — к стармеху. Вот капитанская! Во всю мощь малопрокуренных лёгких свищу в заглушку-свисток. Выбрасы-ваю её и с тем же воодушевлением ору в трубку. - Лев Наумо-вич, быстрее, пожалуйста, на мостик. Принят SOS! Затылком чувствую, как надувают щёки Петренко с радистом, чтобы не прыснуть смехом. Ну, третий, ну, пацан, Ну, доложил! «Быстрее пожалуйста» Натурально городская баня во время дефицита ша-ек и горячей воды. Секунды растягиваются в года. Года в вечно-сть. Внизу хлопает дверь каюты. Чуть шаркающие шаги по тра-пу. Нога на мгновение зависает над комингсом. Эрмлер в мяг-кой трикотажной рубашке и домашней вязки шерстяном жилете на пуговицах. Полностью юный мичуринец на пенсии. Берёт бланк радиограммы. Долго роется в кармане широченных, слов-но Чёрное море, брюк. Вылавливает очки. Убывает в штурманс-кую.

- На румбе?-раздаётся оттуда.

- Сто сорок один,- рапортует Петренкго.

В голосе рулевого слышу уважительные нотки. Со мной он так не разгова ривает. Подхалим хренов.

- Пол борта вправо. Курс — сто восемьдесят.

- Пол борта вправо, курс — сто восемьдесят,- репетирует рулевой.- Руль пол борта вправо. Курс — сто восемьдесят.

- Так держать.

- Есть так держать.

Эрмлер выходит в рулевую.

- Эдуард Борисович, всех свободных от вахты офицеров про-шу на мостик. Хватаю микрофон стародрековской общесудовой трансляции. С непонятной даже мне радостью звонко опове-щаю.

- Всем свободным от вахты офицерам подняться на мостик. Эфир бьётся пульсом тревоги. Идущий с Кубы новороссийс-кий танкер «София» полный патоки сахарного тростника, под-ворачивает к месту трагедии. Ложится на новый курс одесситка «Парижская коммуна», везущая деловой лес в Англию, Завер-шил поворот азовчанин «Джанкой», следующий с тракторами и оружием на Аден. Возвращающийся после изнурительного шес-тимесячного океанского промысла в Керчь РТМ «Меганом» идёт в точку с координатами бедствия «Ачимчири». С палубы амери-канского ударного авианосца «Джон Кенеди», несмотря на нелё- тную погоду, поднялся поисково-спасательный вертолёт. Про-гонным, как нож корпусом, во всю мощь своих турбин режет во-лну БПК «Красный Кавказ». Параллеьным с ним курсом тороп-ится туда же французский эсминец «Валкан». Госпитальное судно турецких ВМС готово принять потерпевших на борт. Из Риеки по тревоге снялись итальянские спасатели. Над Средизем-ным морем сейчас не существует военных блоков и политичес-ких интересов. Люди разных рас, но одной национальности — морской, спешат снять со штормовой волны своих соплеменни-ков, совершенно не интересуясь на каком языке они говорят.

На мостик собрались мгновенно. Кто-то лёг отдохнуть перед вахтой, кто-то готовился к встрече Нового года.

- Терпит бедствие наш танкер «Ачимчири». Мы ближе всех. В сорока минутах хода. Идём снимать команду.

- Лев Наумович, с нашим-то грузом?!-сунул свои пять копеек помполит, которого с недавних пор приказано величать первым помощником капитана. Наш первый и единственный ещё пару лет назад заведовал пионерским лаге рем под Днепродзержинс-ком Ныне старый, идеологический морской волк, путающийся в профессиональных терминах. Старшего штурмана частенько вели чает старшим вожатым.

Эрмлер даже ухом не повёл.

- Спуститесь вниз. Проконтролируйте, чтобы был горячий чай и еда. Люди в шлюпках и плотиках. Погода свежая.

Помпа понимает — прут с мостика, но сделать ничего не мо-жет. Рас правившись с балластом капитан спрашивает:

- Дед, пару узлов ещё сможем дать?

Стармех молча кивает и покидает мостик. За ним уходят ме-ханики.

- Аварийно-спасательной партией командует второй штур-ман. Ему помогает третий помощник. Груз дрянной, работаем чётко, быстро. Вопросы?

Вопросов нет. Эрмлер облокачивается о спинку своего кресла, подпирает щёку рукой. Смотрит в ночь. Чиф и второй с мостика не уходят. Время брать точку. На карте вместо идеальной пря-мой нашего курса, пересекающей карту сверху вниз под углом, теперь ломаная линия, обрывающаяся в точке с координатами бедствия танкера. Был бы у нас радар, уже могли видеть место и экипаж «Ачимчири». В общем-то он у нас есть. Тумба цвета зе-лёного ме талика с чёрным резиновым тубусом стоит в штурма-нской сразу за столом. Работать может максимум три минуты и берёт не далее нашего форштевня. После этого радист с электро-механиком суток двое приводят чудо техники в товарный вид. Правда, нашим чудом пользовался ещё командор Беринг, навер- ное. В прошлом рейсе шёл с нами капитан-наставник. Решил воспользовать ся плодом научно-технической революции. Вклю-чил чудо техники и так углубился в работу, что не заметил, как плод сначала заскворчал, а потом из не го чёрный едкий дым повалил. Еле потушили.

В рулевой тишина. Стрелка машинного телеграфа упёрлась в свою край нюю точку. Замерла в секторе «Самый полный впе-рёд». Стармех со своей маслопупой командой сделал невозмож-ное. Лаг отсчитывает тринадцать миль в час. Теперь волна бьёт в скулу. Боцман с матросами на палубе готовит шторм-трапы. Чиф по необходимости выходит на крыло и общается с драко-ном просто голосом. Без помощи трансляции. В забортной тем-ноте на горизо нте вспыхивает точка ярким, но мёртвым светом. Наконец соображаю, что это сигнальный буй, сброшенный американским лётчиком. Только хочу открыть рот.

- Слева двадцать огонь!-доложил второй штурман.

Эрмлер подворачивает на буй. Скорость хорда уменьшается до среднего, потом до малого и ход стопорится.

- Аврал! Аварийная тревога!-коротко бросает капитан.

Старпом дублирует команду по трансляции. Второй помощ-ник и я ссыпаемся по трапу. За борт отдаются шторм-трапы. Сверху вспыхивает яркий свет. Это вертолёт подсвечивает нам. Лётчик работает грамотно. Нас не слепит. На палубе достаточно света. Лежим в дрейфе. Сначала принимаем раненых, затем же-нщин, потом всех остальных. По морской традиции каждый бе-рёт к себе в каюту коллегу. Отдаю ключи. Не знаю есть ли на рыбаке четвётртый штурман. Не это главное сейчас. По правому борту гибнет танкер. Над водой ещё часть центральной надстройки и крыло мостика. Кое-где языки пламени. Несёт на него. Стараюсь не думать, что будет если...

- Где ваш мастер? Капитан где?!

- Отказался покинуть судно.

С мостика по трансляции подаёт команды голос старпома. Вдруг:

- На палубе! Копаемся три гроба вас в душу! Работаем быст-рее!-это уже Эрмлер. Вот, оказывается, как мастер умеет. В над-стройке спасённых встречает помпа. Напялил тужурку с тремя нашивками на рукавах, бестолковку покрыл фуражкой. Думает,

что может сойти за чифа. Его интересует только одно.

- Где первый помощник?

- Нет у нас помполита. Без него пошли,- вздыхает моряк в мо-кром свитере с перебинтованной головой, из-под рукава след за-сохшей крови. Он отказывался подняться на борт, пока мы не приняли всех женщин.- Будь с нами помполит, разве могло такое случиться?

Всё! Даём ход. Под командой боцмана убирают шторм-трапы в подшкиперскую Машина дала воду в рожки, скатывают палу-бу. Как обычно, боцман кричит, как обычно не доволен. На то он и Дракон. Мне достаивать ещё час. Час до Нового года. На море наступает обычная рабочая обстановка. «София» спокойно идёт со своим сладко-тягучим грузом на Новороссийск. «Джанкой» и «Парижская коммуна» отворачивают на Гиблартар. Одному оги-бать Африку, потому что закрыт засыпанный минами Суэцкий канал. Другую ждут жесточайшие в это время года шторма Бис-кайского пролива. Уставший «Меганом» выравнивает линию своего курса на Дарданелы. Его экипажу снятся родные лица и земная твердь. Вертолёт сел на палубу авиаматки. «Красный Ка-вказ» пошёл в точку боевого дежурства. В район израильско-арабского ко нфликта. Валкан отвернул к Марокко. «Кагул» ча-пает свои десять узлов. Теперь линия нашего курса обрела логи-ческое завершение у нижнего среза карты.

Второй штурман поднялся на мостик. После пережитого мне хочется делиться впечатлениями, получить ответы на некоторые вопросы. Петренко исключается из-за особой болтливости.

- Владимир Иванович, почему капитан отказался покинуть судно?

- Ну, во- первых старая морская традиция. Он знал, что его ждёт суд и тюрьма. Позора никто не хочет. Для семьи лучше, что их муж и отец погиб героической смертью, а не сидит в тюрьме.

- Он же не виноват. Не сработала защита, средства пожароту-шения...

- Эдуард Борисович, вы с такой штукой, как Устав Торгового Мореплава ния знакомы? Значит читали обязанности капитана.

- Ну...

- Капитан несёт персональную ответственность за происходя-щее на борту вверенного ему судна и вокруг него. Нет?

- Но...

- Так точно, но!- второй штурман поднимает вверх указатель-ный палец. Капитана судна загранплавания утверждает пароход-ство, партком, обком. Кандидат едет на собеседование в Минис-терство к заместителю министра — начальнику Главка Море-плавания. По-вашему, столь высокие инстанции, такие ответст- венные товарищи могут ошибаться? Плохо вы думаете, товарищ Бейлин. Сам второй штурман был капитаном, командовал суд-ном. Получил срок за драку в ресторане. Местные попытались пощупать на прочность его матроса. Отбил и отбыл. Лишился всего. Квартиры, машины, жены, но не рабочего диплома. Тепе-рь плавает на нашем Тысяча И Одном Несчастье.

- Знаете, как оказался на судне наш мастер? Четыре года на-зад командовал «Металлургом Мазаем».

- Шикарное, большое судно.

- Да. Всё приключилось в Алжире. Попал в ураган. Итальян-ца, приблизительно такого же водоизмещения, как «Кагул» под-няло и поставило поперёк трассы. Два судна ещё большего водо-измещения чем «Металлаург Мазай» по гибли. Грек и француз. Эрмлер сумел уйти. Рубил швартовы. Спас экипаж, судно, флаг, который государственный престиж в конце-концов. Привёз в Одессу две вмятины. В районе второго трюма и шестого. Корпус не плакал. Герой! Нет? Этого героя чуть не посадили. Шесть ме-сяцев болтался между небом и землёй. Потом при заступничес-тве начальника моринспекции его суют чифом на маленький пассажир «Ай-Петри». Жизнь у старпома собачья. Надеюсь вы уже это поняли. На таком судне тем более. Что за судно? Серию строили под линию Одесса-Ялта. Работают на Азово-Черномор-ской. Той самой: Крым — калым. Чудо болгарского судострое-ния не пропускает ни од ного причала от Батуми до Ростова на Дону и Одессы в обратную сторону. Экипаж — каторжане, пого-ревшие по крупному, без права на амнистию. Отсюда развесёлая жизнь, как-то: не выходы на вахту, газ, отставание от судна, нап-ряжённая сексуальная жизнь. Рецидивистов списывали. Их мес-та занимали новые, ничем не лучше прежних. На морской карь-ере можно ставить крест. Лев Наумович плавал с крестом. Слу-чился срочный фрахт во Францию. Груз — мелочь. Каких-то шестьсот тонн. Порт назначения — Ля-Рошель. С пароходом ра-зобрались быстро. Вы правильно поняли - «Кагул». Не гнать же большетоннажное судно, практически, в балласте. Хотя в нашем колхозе всё возможно. Вопрос в другом. Кто поведёт его через особо штормящий в это время года Бискай. Молодой капитан, что недавно принял под командование судно? Можно. А вдруг что? Кто будет отвечать? Лучше подстраховаться. Все опытные мастера при штатных судах. И нет никакого резона дёргать кого -нибудь из них на один рейс. Вспомнили человека, прошедшего алжирский ураган всего с двумя вмятинами. Представляете, Эдуард Борисович, что для нашего судна Бискай, когда его в по-лный штиль на двух якорях водит, слов но пёрышко? Эрмлер на «Ай-Петри» не вернулся, но во сколько лет жизни ему обошёлся переход Алжир — Ля-Рошель Знает только он.

Вахту сдал в 0.00. Переписал в вахтенный журнал с черновика в 0.15. До ждь шелестит по шлюпочному брезенту, мокро блес-тит деревянный настил палубы. На душе грустно. Неожиданно я понял, что никогда мне не быть капитаном. Потому что стать та-ким моряком, как Эрмлер надо суметь.

Рассказ второй. Рассказанный под уху на Днестре ночью на рыбалке. Год жизни прошёл на «Кагуле». В него уместились два рейса и ремонт в Керчи. Мы по-прежнему работали на коротких плечах. Рейс на Югославию представлялся самым обычным. От-туда взяли груз на Италию и пошло, и по ехало. В каждом порту агенты находили нам груз всё дальше и дальше. Судно крутило-сь по средиземноморскому бассейну, как щенок, потерявший хо- зяев. Судьба испытывала меня на прочность. Очень хотелось до-мой, в отпуск. На исходе третьего месяца взяли груз модельной

обуви в Неаполе на Бердянск. Был ещё один заход. В Стамбул на бункеровку. В Золотом Роге нас поставили в самый конец стен-ки. В увольнение никто из экипажа не списывался. Ничего не успеть. Только лишняя морока с валютой. Меня это только радо-вало. Вся валюта, зарплата и канцеля рия входит в моё заведова-ние. Взяли топливо. Бункеровщик давно отвалил от борта. Мы собрались на юте в ожидании аврала и портового буксира. Безра злично смотрим на сложенные из серого камня-дикаря пакгаузы забитые новороссийским цементом. На серый от пыли причал. По нему бродят стамбу льские псы, терзая с голодухи бумажные мешки от всё того же цемента. У трапа беззаботно скучает туре-цкий полицейский с замечательным носом, по цвету и форме на-поминающий спелый баклажан. Под кормой между стенкой и бортом качается неизбежный мусор порта. Щепки, окурки, апе-льсиновые корки.

Вдруг появился «Ролс-ройс». Настолько инороден в этом рай-оне порта, где никогда не швартуются лайнеры цвета мечты, что наше внимание сразу же сосредоточилось на нём. Миллионы в твёрдой валюте бесшумно катили на широких шинах в нашу сторону. Остановился метрах в пяти от трапа. Чёртом из табаке-рки вылетел со своего места шофёр в серой, под цвет авто, фор- ме сорвал с головы фуражку, открыл заднюю дверцу и застыл с выправкой гвардейца у Вестминстерского аббатства. Из полуть-мы салона дорогой кожи и редких пород дерева выбралась ста-руха. Явно не турецкого вида, потому что аккуратно уложенные в причёску волосы её были зелёно-фиолетового цвета. Ни у од-ой самой передовой турчанки нет шевелюры такого модернистс- кого окраса. Скорее всего старуха какая-нибудь заблудшая мил-лионерша. На подагрических ногах бабуля заковыляла к борту.

Янычар очухался от восточного кайфа, занервничал, сделал попытку прикрыть нижнюю балясину трапа своим задом, кото-рым вполне можно заткнуть хороших размеров пробоину в бор-ту по необходимости. Однако пассажирка шикарной машины не предприняла попытки нарушения экстерриториальности советс-кого судна «Кагул» порт приписки Одесса. Остановилась, не на-рушая международных конвенций. Молча смотрела на нас. Из глаз её лились слёзы. Конечно, нас не приглашает на рауты князь Монако, мы не гоняем чаи с королевой Великобритании, но пе-чёнкой, почками и прочим ливером чувствова ли — своя, наша, родная.

- Бабка, бабка. У нас на пенсии могла бы быть На скамеечке у дома отдыхать, внуков нянчить... Ты посмотри в какой цвет её выкрасили!-сокрушался моторист Денисенко.

Мы скребли в карманах. Кроме сигарет, зажигалок, табачных крошек, ничего обнаружить не могли. Значки со стилизованным настолько Кремлём, что его можно узнать только по звезде, и лысым профилем вечно живого товарища давно розданы маль-чишкам во всех портах захода. Их нам выдаёт помполит для презентов с идеологическим душком местному населению. Аль-бом цветных фотографий «Петергоф» есть только у помполита, которого с нами, как положено, нет. Стоим истуканами. Первой очнулась буфетчица — молодая деваха, вышедшая первый раз в море. Шмыгнула на камбуз, потом постучала каблучками по

трапу. В руках держала обычную буханку серого хлеба. Кирпи- чек, выпеченный на судне. Сунула старухе и быстро убежала на палубу. Буфетчица — обыкновенная сердобольная русская баба, а заодно комсомолка. Свято верит, что в инпорту возможны про-вокации. НТС, «Свобода», ЦРУ и «Ошибка резидента» только ждут возможности заполучить советского человека в свои сети. Неизвестно, кто дама из лимузина. А вдруг? Тогда прости — прощай виза, вместе с ней и блага жизни, дающиеся советскому моряку загранплавания. Девушка наслушалась инструктажей, политинформаций и проче го боится.

Старуха прижала хлеб к груди, как самую большую драгоцен-ность в жизни На пальцах и в ушах её такие камни чистой воды, что одного хватит для покупки крупнейшего не только в СССР Черноморского морского пароходства со всеми потрохами и на-чальником товарищем Виниченко.

- Сволочи, не дают человеку с земляками поговорить, сплю-нул за борт боцман.

Дракон — известный нигилист. К кому относилось его высказы-вание сказать трудно. Остаётся только гадать. То ли к гадам им-периалистам, то ли к турецкой полиции, представитель которой елозит у трапа. Или к кому-то ещё. По трансляции ржаво заскри-пел голос старпома.

- Аврал. Палубной команде занять места по швартовому рас-писанию.

По этому расписанию я возглавляю швартовую партию на ба-ке. Противно взвизгнул маленький турецкий буксир, обсыпан-ный ржавчиной, словно гречневой кашей. На юте приняли швар-товы, подали конец на катер. С Турцией нас соединяет только шпринг на баке. Ему мы по малу травим слабину. Кантовщик опять взвизгнул, упёрся в бухту, натянул конец и, кряхтя дизеля-ми, стал оттаскивать нас от пирса. Помогаем, работая машиной «самый малый назад». «Кагул» развернулся, втягиваясь в Бос-фор. Впереди Чёрное море. Нас ждут Бердянск и отечественные модницы, а меня — отпуск.. Позади остался экзотический город Стамбул со святой Софией, минаретами, лихими таксистами, восточным базаром и крикливой толпой. Пока «Кагул» был в пределах видимости, в головке причала, на самом краешке его стояла очень пожилая женщина. Крестила кормовой флаг судна, ограждая крестным знаменем мореплавателей от всех бед и на-пастей. Крестила, желая счастья, флаг государства, лишившего её родины.

Рассказ третий. Опубликованный дома во время ужина.

Три года я отдал «Кагулу». Старпом отбыл свой погар, его назначили ко мандовать современным судном из новостроя. Владимира Ивановича перевели на большой пассажирский лай-нер чифом. Ушёл в Австралию под фрахт — катать вокруг зелё-ного континента кенгуру. Эрмлер тихонечко собирается на пен-сию. Присланный новый, ничем не запятнанный старший шту-рман, призван сменить Льва Наумовича на мостике. Меня дви-нули во вторые штурмана. Теперь я заведовал грузом, имел три трюма и всего тысячу тонн. Жизнь, если не райская, то спокой-ней, чем на больших судах. Меня почему-то не радовали приба-вка к окладу и новое служебное положение. Чего-то хотелось,

где-то чесалось. С судьбой я свыкся. Она даётся свыше и пере-ломить её нельзя. Видимо там, всё-таки, перевернули страницу.

Стояли в Одессе. Встретил однокашника по училищу. Тому чего-то надо было в кадрах. Я пошёл с ним за компанию. После этого мы собирались «утопить марку». Не совсем. В меру воз-можностей и положения. В коридоре инспекторша моей группы успокаивает штормящую даму, трясущуюся в импортном шма-тье.

- Капитаны совсем с ума посходили! Пришлю ему штурмана. Нет! Подай, как такси, к подъезду.

Судьбоносные труженицы отдела кадров не обращают на ме-ня никакого внимания. Стою скромно в сторонке, подпираю стенку. С любопытством жду развития событий. Неожиданно инспекторша придавила меня глазом.

- Товарищ Бейлин, в Канаду хотите?-спросила она, будто давала конфетку.

- На чём?- усмехнулся я, принимая всё за спектакль.

В резерве на биче си дитдостаточно штурманов дальнего плавания. Нет смысла срывать меня с малявки «Кагула» ради каприза избалованных дам отдела кадров.

- «Задонск».

- На подмену?

- Что вы! Штатным.

- Кем?

- Вторым штурманом.

Конечно, я хотел в Канаду на «Задонске» штатным вторым помощником.

- Раечка,- запела моя инспекторша,- отдаю тебе лучшего кад-ра.

Раечка, всё ещё пылая праведным гневом, быстро состряпала мне направление, не забыв предупредить, что капитан «Задонс-ка» - очень тяжёлый человек. Я волновался. Однако, всё прошло великолепно. Лев Наумович не возражал против моего списания. Я, путаясь в пальцах, напечатал сам на себя приказ. Пока сдавал дела, пока добирался в Ильичёвск, хотя и взял такси, на судно прибыл за час до властей и закрытия границы.

На «Задонске» сложилась типичная ситуация. Капитан конф-ликтовал со вторым штурманом. Дело шло к списанию. В Ильи-чёвске штурмана посетил приступ аппендицита. Мастер этим воспользовался и списал склочника. Запыхавшись представляю-сь капитану. Мастер довольно буркнул: - Могут, когда хотят. Видишь, как выходит,- и неожиданно спросил.- Комсомолец? Как с общественной работой?

- Кандидат в члены КПСС,- промямлил я. Почему-то решил, что капитан недолюбливает членов ВЛКСМ.

- Значит так: в первую и десятую очереди — служба. Стенга-зеты потом. На них далеко не уплывёшь,- подытожил мастер и, видя, что я обалдело хлопаю глазами, добавил.- Надеюсь — сп-лаваемся.

На это я рассчитывал значительно больше капитана. Очень не хотелось ко нчать службу на «Задонске» приступом острого апе-ндицита. «Задонск» - большое современное судно югославской постройки водоизмещением 20000 тонн. Углерудовоз, навалоч-ник или балкер, как модно сейчас на зывать на английский ма-нер. После игрушечности «Кагула» я балдел от его размеров.

180 метров длины, большая каюта, семь трюмов. Громадная хо-довая рубка. Вместо отдельных рулевой и штурманских рубок — просто выгородка с невысокой переборкой от чего мостик кажется футбольным полем, а ночью — бескрайним. Что это за счастье — всемь трюмов и пятнадцать тысяч тонн груза я пойму несколько позже. Командовал судном Табачник Исаак Рувимо-вич — знаменитый капитан, Герой Советского Союза, человек прямой до невозможности. Мог что-нибудь эдакое брякнуть са-мому министру, с которым знаком с послевоенной поры ещё по Дальнему Востоку. Обычно Табачник говорит:

- Меня можно списать и уволить в любой момент. Пойду в дворники, но кто-то должен водить и командовать судами. Пар-тийный билет здесь не по может. Кстати, есть дворники Герои Советского Союза? Буду первым. Насчёт всего остального... Пе-репью любого дворника или сборную команду их. - Почему в дворники, Исаак Рувимович?

- Что ещё может делать на берегу морской извозчик?

Вечерний чай. Кают-компания. Стол один — большой широ-кий. Во главе — капитан. По правую руку от него — штурмана и прочие, слева — механики. Я зажат двумя пассажирами. Слева — помполит. Так и не научился называть его первым помощни-ком. По моим наблюдениям это не могут делать и остальные мо-ряки. Помпам у Табачника живётся не сладко. Этот на моей па-мяти третий. Во всяком случае вход на мостик и в машину ему запрещён. Справа — судовой врач. На морском жаргоне — док-тор, потерявший в морях любую медицинскую квалификацию.

Перед вахтой надо поспать. Завтра, на свежую голову позав-тракаю, ещё раз пройдусь по заведованию. Идём с генеральным грузом. Куча бумаг. Все коносаменты должны от зубов отскаки-вать. В порту стивидоры и прочие должносные лица обычно на-чинают морочить мозги. Занятый светлыми мыслями пропускаю начало разговора. Когда очнулся, судовой интеллектуал и бард — третий механик рассказывал о сталинских лагерях, цитируя Дьякова. Наш политвоспитатель и штатный стукач выступил в защиту несгибаемой линии па ртии и тогдашнего МГБ. Аргу-ментация слабенькая и традиционно национальная: «Лес рубят — щепки летят». Я молодой коммунист навострил уши. Неожи-данно в разговор вступил Табачник..

- Значит, щепки... Просто «Утро стрелецкой казни» Сурикова, - хмыкнул капитан. Мастер не любит травли, если заговорил, значит есть что сказать. Го ловы повернулись в его сторону.- Вы эти щепки видели?

- Ну-у... как сказать... Видел, наверное. Я тогда совсем паца-ном был,- мнётся помпа. С капитаном спорить трудно.

- Видишь, как выходит,- вздохнул мастер. -.Может быть, а мо-жет и не быть. Позиция вызывает уважения. Универсальная и круглая, словно шар. Как ни поверни — всюду хорошо. Всё ос-тальное — плохо. Иллюстрирую. Девятого мая, именно, меня демобилизовали из действующего флота в зва нии капитана-лей-тенанта и направили в распоряжение наркомата водного транс- порта. Так наш Минморфлот назывался. Заслали в Германию для приёмки и перегонки судов, отошедших нам по репарациям. Третьим штурманом гнал в Одессу "Ставрополь" Под командой

знаменитого Сороки «Россию», «Победу». Вторым штурманом на Дальний Восток - «Русь», «Ильич». Там меня назначили на пароход «Тбилиси». Вы знаете, что такое «либерти»?- обратился Табачник к помполиту.

- Пароходы...

Мастер опять фыркнул.

- Имел честь долгое время плавать, впоследствии командова-ть таким пароходом. Тем самым «Тбилиси». Суда занесены в книгу рекордов Гинеса. Выполняя союзные обязательства, страны антигитлеровской коалиции снабжали нас оружием, боеприпасами, продовольствием прочими стратегическими материалами. Один путь пролегал с Аляски на Чукотку. В основ-ном по воздуху. Перегоняли самолёты. Второй из порта Пехлеви на Баку по Каспийско му морю. Третий — самый опасный. Из портов США через ирландские и ан глийские базы, где, собстве-нно, формировались караваны. Далее через Северную Атланти-ку на советские порты Мурманск и Архангельск. В такие рейсы под перископы «волчьих стай» и бомбы «юнкерсов» шли только добровольцы. В них недостатка не было. Экипажи судов были укомплектованы полностью. Требовался тоннаж. В США зало-жили две серии серии сухогрузов. «Виктория» и «Либерти» Победа и свобода. «Виктории» оказались не совсем удачными. Построили несколько штук и серию закрыли. Другое дело «ли-берти». Мощные, океанские, прекрасные мореходы, пароходы на жидком топливе водоиз мещдением пятнадцать тысяч тонн. Ст-роили за месяц. Пекли, как блины. В строительстве использова-ли последние достижения науки и технической мысли Собирали секционно, на плаву. Корпуса не клепали. Варили. Рассчитывали на один рейс. Плавают до сих пор.

Сделали два рейса на Чукотку несколько на тихоокеанское побережье США Сходили в Калькуту. Стоим во Владивостоке. Неожиданно на борт пожалова ла увесистая комиссия чинов НКВД в золотых погонах. Придирчиво осмотре ли судно, Осо-бенно трюма. На серии применено ещё одно новшество. Пожа-

ротушение перегретым паром. Тем более судно предназначено под перевозку генеральных грузов, то есть с твиндеками. Прос-транство поделено. Пар быстро заполняет кубатуру, вытесняет воздух, без которого горение не возможно. Я достаточно ясно объясняю?- Вроде бы капитан говорит для всех, но смотрит по-чему-то на помпу.- Тогда продолжаю. Из-за прогресса научно-технической мысли перешли в порт Ванино, забитый заключён-ными. Зэка - плотники сколотили нары в трюмах и на борт по специально изготовленным пандусам хлынул поток. Бывшие военнопленные, герои боёв, что-то сказавшие не в том месте и не в то время. Проспавшие девчушки, опоздавшие на фабрику на четверть часа, за что схлопотали свои пятёрки. Пацаны, взя-вшие с голодухи горсть колосьев с колхозного поля. А сколько было врагов народа, заговорщиков, желающих убить товарища Сталина! Если бы эти все заговорщики объединились, не спас бы товарища Сталина ни один бункер. Могли достать за краем света. В этом потоке очень редко мелькали уголовники, предате- ли, националисты разных мастей. Судно перекрыто охраной. У трюмов — часовые, на мостике дежурят офицеры. Экипаж чув-ствует себя арестованным. Снялись на Магадан. Навигацион-

ные условия в районе плавания не лучшие, мягко говоря. «Тби-лиси» не пассажирское судно. После схода живых убирают тех, кто не дошёл до места отбытия наказания. Не успеваем освобо-дить трюма, а на рейде уже дымит очередь. Так работали не один рейс и не одно судно. Вам не думается, что такими щепка-ми можно было всю страну вырубить?

Помпе не думается. Ему думать не положено. Сформируй группы из трёх человек для увольнения в инпорту, прочти вов-ремя политинформацию и в ус не дуй.

1.30 капитан поднялся на мостик. Взял точку, постоял, опер-шись о спинку кресла, выкурил сигарету, глядя в ночь. Посмот-рел на часы.

- До Гибралтара ещё минут тридцать хода. Пойду полежу. Эдуард Борисович, откроется маяк — вызывайте сразу на мос-тик.

Табачник спускается в каюту. Вряд ли уснёт. Приляжет оде-тый на диване в гостиной. Полежит. Беру точку. Впереди Гиб-ралтарский пролив — ворота в Средиземное море и Европу. Время размеренно уходит за корму. Ночью оно особенно ощути-мо и материально. Вахтенный матрос у штурвала готов в любой момент перейти из режима автоматического управления рулём в ручной.

- Прямо по курсу огни!

- Есть прямо по курсу огни!-дублирую я. Скорее всего рыбац-кий караван уселся на жирный косяк. Иду к радару. На мутно-зелёном экране осциллографа горизонт чист, земля на более чем достаточном расстоянии. Слева на встречнопараллельном курсе идёт судно в десяти милях от нас. Огни приближаются быстрее чем хочется. Идут в гору. Начинаю различать направление улиц. Земля!

- Земля, Борисыч!!!

- Вижу.

Локатор даёт чистую воду, по карте завидные глубины. Без оптики различаю белые полоски пены у прибрежных скал. Поз-дно отвернуть, стопорить машину или дать задний ход. Махина в двадцать тысяч тонн со скоростью восемнадцать узлов в час несётся на сушу. На встречу своей гибели. Всё! Застываю в па-раличе. Чувствую, как шевелятся волосы под мышками. Вдруг, когда дека должна скрести по дну, а форштевень упираться в прибрежные скалы и всё сопровождается страшным скрежетом и скрипом стали, сквозь дома, улицы и квартиры прорывается узкий световой луч. Три секунды и гаснет, но через минуту он опять появится. Я знаю. Маяк! Видение исчезло. Подхожу к телефону. Негнущимися пальцами набираю номер. - Исаак Ру-вимович, вахтенный штурман Бейлин. Открылся маяк. По спине у меня катятся холодные струи.

- Ну и выдержка у вас, Борисыч! Что это было?

- Мираж, Коля, мираж. Курс?!

- Сто двадцать один.

- Перейти на ручное управление.

- Перейти на ручное управление,- щёлкает переключатель.- Руль в ручном управлении.

- Курс?

- Сто двадцать один.

- Так держать.

- Есть так держать.

Выхожу на крыло. Закуриваю. Не хочу, чтобы Коля видел, как у Борисыча трясутся руки.

Покидал нас Эдик внезапно и торжественно. Рассыльная узла связи Фаня Мацкина — тридцатилетняя девушка, мечтающая о любви и дружбе, неизвестно о чём больше, потому что у неё то ли от любви, но скорее всего по дружбе пятилетняя дочь. Отца ребёнка не видно на горизонте, но отчество - Альфредовна. Та самая романтическая жертва Альфреда принесла в дом Бейли ных телеграмму. Событие описывала так.

- Ой, шо бы вы знали! Слушайте сюда. Имею рассказать! - далее шло, как она заявилась с телеграммой. Эдуард Борисович отдыхал под яблоней, ну, прямо в саду. Бабушка Роза его разбу-дила. Эдуард Борисович прочёл текст и на радостях поцеловал Фаню. Мацкина несколько приукрасила существующую дейст-вительность из-за дежурной влюблённости в Эдика. Всё было чуть-чуть в не туда.

Вчерась Гонопольский с Соловейчиком совершенно случайно столкнулись со штурманом прямо у ресторана «Днестр». Эдик моментально завернул друзей во внутрь. Когда таксист уже был никакой, решили его отвести домой. Однако, у родной калитки Леон воспрял, аки птица Феникс из пепла. Тут же решили под-нять на посошок. У Гонопольского было. Через часок уже Иось-ку нужно было проводить в люлю. Леон остался дома выяснять отношения с женой. Последняя никак не могла понять — поче-му её называет Нюшей, когда она Майя. У Соловейчика тоже было и жена. Поэтому посошок занял минут тридцать. Штурман сам на авторулевом, средним ходом направился к родительскому дому. До койки дойти топлива не хватило. Эдик рухнул на топ-чан в огороде среди грядок. Когда влюблённая во всех Фаня от-крыла калитку, штурман храпел так, что помидоры на грядке пригнулись. Мацкина шмыгнула на цыпочках к бабушке Розе. Старушка пошла опираясь на трость к месту лёжки.

- Внучик, кецеле, тебе телеграмму принесли.

Внучик и кецеле в одном флаконе плевал на всё. Ответил мо-щнейшим за лпом храпа. Лягнул воздух так, что свалился с ле-жака.

- Цурыс майне! Вей-из-мир! Байстрюк, шикер, горе наше! Бумага до тебя казённая!-изменила тон и стиль бабушка Роза.

Эдик пришёл в себя и понял — голову подменили. Вместо неё плохо открывающиеся глаза пришпандорили на чугунную причальную пушку. Тяжёлую и гудящую внутри. Весёленькие зелёные листочки молодой яблоньки над ним, от выхлопов шту-рмана приобрели качество и цвет хорошо высушенного табачно- го листа. Мореход со стоном принял вертикальное положение. Взял у Фани бланк.

- Ба, читай!

Бабушка Роза долго пристраивала на носу очки.

- «Связи нехваткой командного состава отзываетесь отпуска. ОКП Новиков» Шо такое Новиков с его КПП?

Эдик минут пять остолопом хлопал глахами. Скорее всего со-ображал для чего Новикову КПП? Потом очень нетвёрдым ша-гом, противолодочным зигзагом в ритме ча-ча-ча направился к водонапорной колонке на улице, хотя в доме есть водопровод. Долго и жадно пил. После чего подставил голову. Фаня со сле-зами умиления двадцать минут смотрела на высоко задранный зад навигатора, обтянутый ужасно модно-дорогими штанами, которые называются американские джинсы. По истечению этого времени под целительным действием воды обычной, водопрово-дной, хлорированной, штурман начал со ображать самостояте-льно. Фаня побежала по улице, каждому встречному и попереч-ному сообщая, что грозный Ноувиков с КПП-ОКП вызывает ко-мандного Эдика пред ясные очи. И, что флот потонет. Она так старалась, что новость быстро достигла комбината благоустрой-ства на кладбище.

Эдик шёл по центру проезжей части улицы. Всё было, как прежде. Форма, чемодан, очки. Только в обратную сторону. На солидном расстоянии его провожала Фаня Мацкина вся в горе Перед мореходом остановился «ПАЗ». Из него вывалился ещё не совсем наш Иосиф Соловейчик.

- Эдик! Фаэтон подан,- Руководитель Крышки Гроба сделал широкий жест.- Довезёт тебя до места. Вытащил из-за пазухи бутылку коньяка молдавского возгонки.- На посошок?

На улицу Перекопской победы к отделу кадров пароходства штурман дальнего плавания прибыл с такой помпой, которой не помнят даже обросшие ракушками по макушку замшелые вете-раны. На автобусе со сплошной чёрной полосой по кузову, на которой крупными буквами — Ритуальное Обслуживание.

С отъездом штурмана в тихом пруде нашего городка заштор-мило. Разговоры только о море, флоте, Бейлине. На его родите-лей даже приезжали посмотреть из Черняевки. Поголовно все мальчишки местечка засобирались в воронины, лухмановы, са-келари.

- Аз-ох-ин-вей, герой! Ты посмотри на себя!-кричала Лиля Матусовская свое му отпрыску.-Разве для этого наш бедный па-па работает две ставки, делает аборты гойкам в больнице? Всё для того, чтобы стал человеком. Поступишь в консерваторию, как советует дядя Юля. Мой брат знает, что говорит. Он — пер-вая скрипка симфонического оркестра в Москве. Ты знаешь ско-лько стоит твоя скрипка? Рояль! Никакого парохода, никакого моря! Только через мой труп! Ешь бутерброд, сказала! Папа за него жизнь кладёт!

Толстый, сутулый Фимок Матусовский смотрит в пол. Гибнет самая роман тическая его мечта.

Если аидише-мамэ Лиле удалось подавить бунт в зародыше и наставить чадо на путь истинный, то Леон Гонопольский просто махнул рукой на затею сына. Второразрядник шахматист и кан-дидат в мастера спорта по боксу Сеня Гонопольский отправился поступать в Высшее Военно-Морское Командное училище под-

водного плавания имени Ленинского Комсомола. Прошёл медко миссию, успешно сдал вступительные экзамены и уже чувство-вал себя курсантом. Неожиданно те, кому надо, с помощью тех кому следует, обнаружили у будущей гордости подплава родст-венников не на той стороне улицы. О существовании этих кров-ных уз не знал не только абитуриент, но и все его родственники в этой стране. Семёна опять отправили к врачам. Тут-то у него обнаружилась предрасположенность к всем инфекционным, он-кологическим и венерическим заболеваниям. О каком подплаве после этого может, пардон, идти речь? Правда, букет не помешал Семёну стать студентом и успешно окончить институт имени Лесгафта.

Больше с Эдиком Бейлиным я не встречался. Где-то в году восемьдесят пятом судьба забросила меня в общий вагон поезда Одесса-Запорожье. Малолюдно, грязно, пахло отхожим местом, дезинфекцией, ленивой проводницей, носками недельной носки и ещё чем-то от века присущим всем присутственным местам матушки России. За окном текли скучные осенние пейзажи, усу губляемые сумерками. От тоски подобрал обрывок полосы бывшей когда-то газетой «Моряк». Читаю --- …ванием капитана Бейлина Э. Б. Значит Эдик взбаламутивший наше болото достиг вершины морской карьеры.

Прошли годы. Городок из тихой заводи, покрытой ряской, превратился в свободную гавань, открытую всем ветрам. Еврей стал самым уважаемым существом в округе и рядом с ней, неза-висимо от пола и возраста. С ним стремятся породниться даже потомственные антисемиты на генном уровне. Он — надёжней-шее средство перемещения в другие миры и галактики. Отлив- ная волна слизывает с берегов нашего городка целые рода, сто-летиями живущие на этой земле. Те, кто помнил засранца Моню Шляпника с его американскими штанами, давно ушли в небы-тие. Воспоминания о нём остались толь ко в записях Моси Лип-кина. Ныне путеводной звездой, примером для подражания стал несостоявшийся адмирал Семён Леонович Гонопольский. К мо-менту, когда всё началось и пошло, как есть, Семён Леонович уже был личностью авторитетной, знающей жизнь во всех её проявлениях. Поработал тренером в провинциальном «Спарта-ке». Был «отбойщиком» у известнейшего цеховика. Сам имел долю в деле, что в городе Днепропетровске. Знаменитый Матрос боялся подойти к Сене на расстояние вытянутой руки. Оттянул срок, вышел очень уважаемым человеком. Обосновался в Пите-ре и на первых полосах газет с телевизионном экраном. Всерос-сийский пахан и мафиози. Заказчик и исполнитель всех преступ-лений века, заказных убийств, леденящих душу обывателя. Опу-тал страну коррупционными связями. Скупает на корню все оче-редные и нет федеральные правительства, МВД, прокуратуру. О суде и говорить нечего. При иудейском вероисповедании и дру-жбе с раввинами умудрился закрепиться в очень близких отношениях с синодом, что тоже весьма прибыльно. Продал на Запад всю нефть, газ, редкоземель ные, цветные и просто метал-лы, а также схему работы жмеринского военкомата во время уборочной. Страна любила и холила своего преступника № 1. Потому что воровали все и больше всех Семья, а виноваты, как всегда... Вдруг он исчез. Тут же любитель дирижировать чужими духовыми оркестрами чуть не проиграл выборы коммунистам.

Очередной Генеральный прокурор страны подписал бумагу о всероссийском розыске и подали в Интерпол гра -жданина Гоно-польского С. Л. С тех пор его с полной отдачей ищёт все, кому больше заняться нечем, включая МВД, ВДВ, ФСБ, ФСО, ВМФ, ГРУ, армия, таможня и несколько благотворительных фондов, которые эта сволочь содержала. Наконец благую весть принёс очередной генерал и министр внутренних дел в телевыступле-нии об успехах. Преступник № 1 убит в междуусобной войне за овощной ларёк на железнодорожной платформе «1101 киломе-тр», где-то в Забайкальских степях у монгольской границы. Из-мученный слухами и существующей действительностью обыва-тель наконец сегодня может уснуть спокойно, правда, на пустой желудок. Сразу же за генеральской трепотнёй по другому каналу показывают виды и пейзажи французской Ривьеры. Народу до тех красот... Потому что жрать охота. До замка на горе тоже. Ну, очень красиво, но не сытно. С экрана не слижешь. Замок его владелец почему-то называет виллой, а зовут владельца Сем Го-нопольски — бизнесмен, гражданин США. Корреспондентка талантливо одетая в макси ремень и мини майку, чтобы зритель мог по достоинству оценить её таланты. Селиконы, попу, ноги. Берёт интервью, хотя привыкла брать другое. - Вы купили ост-рова в Саргасовом и Карибском морях?

- Любой человек может покупать, что ему хочется.

- У вас есть всё?

- В смысле?

- Всё, что вам хочется.

- Нет.

- Ваша мечта?

- Подводная лодка.

В Сиэтле на полном сыновьем пенсионе живёт бывший так-сист Леон Пет рович Гонопольский.

Иоська Соловейчик теперь в Израиле. Купил квартиру вместе с детьми на границе Бат-Яма и Яффо. Место не престижное, с арабами, зато не дорогое и площадь большая. К пособию по ста-рости прирабатывает уборкой улиц в Тель-Авиве. Жизнью дово-лен вполне и даже более. Любит рассказывать историю о гробо-вом материале, которую заканчивает неизменной фразой: - А эту сволочь я, таки да, уволил.

В 1998 году в Москве давал единственный концерт скрипач с мировым именем — Ефим Матусовский. Гражданин какого го-сударства — сказать трудно У Матусовского несколько паспор-тов, а домов ещё больше. Живёт в Монте Карло под присмотром мамы Лили. Истинные ценители искусства не могли попасть на концерт из-за цен на билеты. В зале сидели мышата из федера-льного правительства, градоначальник Москвы, Кобзон, Царите-ли, телевизионные мордашки. Остальную наполняемость зала составляли директора банков, холдингов, групп с содержанками или просто... мобильниками в руках. И вор, пахан тамбовской области Паша Могила.

Моисей Липкин обосновался в Нешере. За собственный счёт издал сборник рассказов «Майсы моего местечка», основанный на собранном материале. В предисловии представляется чле-

ном Союза Писателей России, Украины, Белоруссии, и почему-то, Казахстана. Несмотря на это книга не расходится, не прино-сит автору лавров великого литератора. О финансовом успехе говорить не стоит. Впрочем Мося не впадает в кому ужаса и от-чаяния. Ищет спонсора. Готов следующий эпохальный труд. Сборник еврейских анекдотов, основанный на том же материа-ле.

Ноль Какер появился в Израиле пятидесятидвухлетним моск-вичом при двадцатитрёхлетней жене. Быстро убедился, что учи-теля-методисты, работавшие в РОНО, здесь пустой звук, как и выпускники университета марксизма-ленинизма. Тема «Есть ли жизнь на Марсе» пользуется гораздо меньшей популярностью, чем продукция фирмы «Тнува». Его жена пыталась начать карь-еру фотомодели. Потратила кучу денег на портофелио, однако быстро съехала на обслуживание клиентов. Стремительно раз-любила Ноля, ушла к сутенёру, выучила иврит и родила ему ре-бёнка. Какер обиделся на весь Израиль, отбыл обязательных три года и уехал в Белоруссию, хотя мечтал о США. Сотрудничает во всех московских СМИ националистического и антисемитско-го толка. Выступает с разгромными статьями по еврейскому во-просу. Крестился и отрицает Халакост.

Фаня Мацкина успокоилась Аарончиком Пельцем. После смерти мамочки он был бесхозный. Живут в Германии.

Бабушка Роза умерла через год после описываемых событий. Днестр всё так же течёт мимо городка. Всё те же великолепные закаты над нашей улицей. И могилы на еврейском кладбище, к которым, увы, уже никто не придёт.

Большой Тель-Авив. 1998 год.

Михаил В. Гольд

пятница, 24 ноября 2023 г.

Комментариев нет:

пятница, 24 ноября 2023 г.

Комментариев нет:

пятница, 24 ноября 2023 г.