Михаил В. Гольд.

             СПЛОШНОЕ РАССТРОЙСТВО

    Где-то на рубеже моих десяти-одиннадцати лет в СССР стало модно гулять магнитофоны. Для этого их надо иметь. В стране только бобинные одороблы. Фавориты “Весна” и “Дельфин”. “Весна” чуть компактней по занимаемой площади, но высотой с две картонные обувные коробки. “Дельфин” плоский и большей площади. Стоили эти знаки состоятельности сумасшедшие деньги. Три инженерные зарплаты молодого специалиста. Если вы не спали, не ели определённое время и у вас появился нездоровый блеск глаз на общепитовский пирожок с повидлом, значит накопили те самые двести сорок, можете покупать. Не дефицит из-за цены и качества, но тоже должен быть в продаже. Весит солидно, ещё восемь батареек “Сатурн” в прогулочном варианте. Можете отпускать волосы под битлов и топтать  Гортоп и Приморский под собственный музон. При этом смотреть у людей не надо. Люди смотрят у вас!

    Я жаждал таскать “Дельфин”, оттягивающий руку. Сие стало целью малолетней жизни. И родители сдались, но с условием. Я закончу год с успехами неважно в чём Год я пахал, словно каторжник на галерах. Подготовил место для машины, представлял, как буду обтирать его бархоткой и заключил пакт Молотова - Риббентропа с бабушкой. Она вне зависимости от внешних погодных условий и политических помех, а также новостей, передаваемых русской службой ВВС, дарит “Дельфин” ко дню рождения. Со своей стороны я обещал продержаться.

    Всё испортили родители! Папа привёз из Японии какой-то кассетный “Sony”, потому что бобинных те сволочи-империалисты давно не производят. Мало того, он уже общей советской тетрадки, где-то на сантиметр. Японцы в отместку нам за разгром Маньчжурской армии воткнули в него ещё радиоприёмник. Весь этот ужас работает от четырёх средних пальчиковых батареек. Запас хода три часа. При этом невесомый и орёт так, что жители городского кладбища в гробах переворачиваются. От этого по городу идёт сплошной треск. К Соньке, я так обозвал машину, папа доставил чистые и три кассеты с “Битлз”. Папе легко. Привёз подарок и ушёл в море. Мне-то, что делать? Попробовал шантажировать бабушку. Та внимательным глазом полковника авиации осмотрела Соньку со всех сторон и железным тоном пилота заявила.

    - Продай! За него двадцать “Дельфинов” купишь.

    Я бушевать перестал. Бабушка не только у меня любимая. У бабушки в письменном столе лежит именной пистолет. Пару раз в год бабушка развлекается с ним в тире. На всякий случай, положил Соньку на место, предназначенное “Дельфину”, протёр бархоткой.

    Не успел очухаться от одной напасти, как на меня свалилась другая.

    Наконец до СССР дошла мода на спецовку ихних скотников и землекопов под названием американские джинсы. Если джинсы не американские, то это вовсе не штаны, а презренные чухасы. В фаворе штаны имени “Lee”. Других тогда просто не знали. Какая-то иностранная сволочь приволокла их в Союз продала местному фарцовщику за рубли и пошло, поехало. Это не турецкие носки на резинке и шариковые ручки. Первая цена случилась божеская, хотя сумасшедшая — восемьдесят целковых, однако, быстро оказалась в сто двадцать самой твёрдой в мире валюты или деревянных советских рублей. Полторы зарплаты молодого специалиста — советского инженера. Конечно, не “дельфиньи” двести сорок. Там вообще усраться не жить. Но сто двадцать за какие-то штаны, пардон, явно заоблачно. Тем более в этих портах тупые империалисты убирают навоз за коровами и копаются в земле в поисках золота.

    Моим дворовым приятелям: сыну директора рыбоконсервной фабрики и такому же главврача вендиспансера приобрели по великому блату эрзац штаны производства ГДР. Они были настоящего того цвета и прошиты жёлтой ниткой, но не тёрлись и болтались на ногах тряпками, как флаг брандвахты Алёши Зильберского в полный штиль.

    В это совсем непростое время у меня приключился полный душевный раздрай. Нравилась такая же, как я соплячка, из параллельного класса и соседнего подъезда. Ей нравился курсант высшей мореходки через подъезд лет на десять старше. В форме, с гюйсом в блином сидевшей мичманке. Ходил на плавательную практику за границу и пах романтикой — табачным перегаром недорогих кишенёвских сигарет и дешёвым портвейном местного производства. На мелкую внимания не обращал и нырял к своей соседке по лестничной площадке — официантке самого козырного городского ресторана, знающей всё про ту жизнь, и вполне шалавой бабе. Мне от тупости и непонимания жизни моей обоже легче не становилось. В голове крутилась масса коварных планов, соответственно возрасту. Самый реальльный из всей галиматьи — обзавестись теми штанами. То, что они у меня будут я ни секунды не сомневаюсь. Но! Папа только списался в отпуск за три года раз. То, что ему всё отгулять не дадут, никто не сомневается. Но рейс-то просидит на биче. Рейс четыре-четыре с половиной месяца. Месяц папа уже дома. Следовательно осталось три с половиной. Плюс четыре с половиной того рейса. Итого восемь месяцев. За девять рожают ребёнка. За восемь тоже можно навертеть Бог знает что. Евреи за шесть дней наваляли братьям арабам. Одним словом я был в глубочайшем миноре. Говоря современным русским сленгом, в депресняке.

    Дома установлен мамой огневой режим, как на танкерах. Курить разрешается в кухне при открытом окне и в туалете, при закрытой двери. 

    Папа сидит в кухне с сигаретой и любимым Паустовским. Появление моей кислой рожи смазало всё впечатление от “Повести о жизни”. Папа вздохнул, заложил их маминой фотографией, раздавил сигарету в пепельнице. Достал с антресолей не чемодан. Пещеру сокровищ Али-Бабы. Всё, что дорого и мило любому мужскому сердцу и до чего не добрались мамины шаловливые ручки хранится в старом, потёртом чемодане, который любимой женщине строго настрого запрещено трогать. Потертая до неприличия кожанка-”канадка”. Её папа получил в сорок четвёртом, вместе с американским торпедным катером. Плавки, купленные в Калькуте в сорок седьмом во время перехода парохода “Тбилиси” из Владивостока в новый базовый порт приписки Одессу. Коллекция фирменных зажигалок, солнцезащитных очков, атрибутов к ним, вечные перья. Другого пишущего инструмента папа не признаёт. С самого дна достал новый джинсовый костюм. Такие костюмы фирма рабочей одежды “Big Stone” подарила всему экипажу советского судна в рекламных целях. Они думали, что экипаж сошёл на берег в робе. Наивные! Это всё, что было в рундуках лучшего. К костюму полагался ремень крепкой воловьей кожи и кепка-бейсболка того же материала.

    Я смело вошёл в штаны и завернулся в них на три оборота. Мама покачала головой и подтянула мне штаны под мышки. Количество оборотов не уменьшилось. Длина тоже. Зато я был похож на ассенизатора ручного разлива. Главное, что лейбл штанов теперь у меня во всю спину. Это красиво, наглядно и несексуально. С длиной решилось просто. Штаны подвернули, практически, до колен, однако, вовнутрь От чего штанины от колен стоят колом, но если не присматриваться… Папа привязал меня к штанам ремнём воловьей кожи с фирменной пряжкой так, что желудок прилип к позвонку. Теперь я стою. Штаны не падают. Правда, стоит сделать шаг и штаны не выдерживают моей фигуры не еврейской упитанности. Упасть им не дают завороты во внутрь, но и ходить тоже. Папа опять порылся в чемодане. На свет появились трофейные подтяжки на пять пуговиц. Наконец я смог вздохнуть!

    В таком укреплённом виде пошёл ужасать и покорять. Ни хрена из этой плодотворной затеи не случилось, доложу я вам. Прэдмэт моих воздыханий на меня вообще не обратила никакого внимания. Курсант приехал не один, а с какой-то халамидницей, которая невеста. По этому поводу по всей роже размазываются сопли, слюни, слёзы. Ещё и отказ делать домашнее задание. Вот это я понимаю депресняк!

    Зато я сделал жизнь! Первая красавица всего побережья, солистка музыкальной банды, лабающей в самом козырном городском ресторане, двадцатидвухлетняя Галочка Романовская взяла меня за руку и мы постепенно топтали Гортоп и бульвар. Показывали свой! У людей даже не смотрели. Я штанами и Галочкой произвёл фурор! Галочка показала себя истинным джентльменом. Кушала в меня в баре “Пингвин” пломбиром в шоколаде, запивал настоящим лимонадом. Проводила до подъезда, где был жалован плиткой шоколада “Чайка”. Меня посетила гениальная идея. Перенести свои сердечные устремления с сопливой однолетки, от которой толку, как с козла молока, на Галочку. Ещё прогулять её на пломбир с магнитофоном В перспективе, может, и жениться.

    Топтанием обязательного городского маршрута я умудрился нажить во враги всех городских модников и всех закавказцев, кавказцев и предкавказцев, находящихся на тот момент в городе. Их Галочка мороженым не кушала.

    Через месяц Галочка, вероломно для всех мужских особей города и для меня лично, вышла замуж и уехала. Я остался без мороженого. Через много лет попал в Квебек. Я был холост, мне не надо было рысачить по дешёвым магазинчикам в поисках нужных покупок для семьи. Забрёл на улицу дорогих магазинов с экскурсионными целями. Увидел вывеску “Big stone”. Той самой, в штаны которой заворачивался. Детство сопливое родное! Бросился к витрине, красиво заваленной штанами, которые американские джинсы. Посмотрел ценники. Чтобы купить фирменную заклёпку от этих штанов советскому моряку надо год плавать не заходя в терводы, тогда суточные в валюте позволят любоваться витриной сколько душе угодно. Потом умные и сведущие люди объяснят тупому, что повсеместно популярные штаны “Лёва Страус” или “Леди Всралась” производятся по всему миру. Даже в Козлином ряду Адена и предназначенны для плебса всех времён и народов. “Большой камень” имеют те, которые могут. И хотя, вроде бы, одно и тоже, а разница видна сразу и в штанах и в попах, на которые они натянуты. Сплошное расстройство, доложу я вам.

    Большой Тель-Авив 2023 год.